Новый мир, 2013 № 10 - [2]

 

* Например, «личный опыт», «особый взгляд», «специфическую оптику»; иное культурно осмысленное сочетание слов.

 

 

 

 

Водитель Infininti M рассказывает

 

— После Челябы бывают магнитые горы —

Ты едешь вниз, а машина сопротивляется.

Там никогда не получаются хорошие разговоры,

А наоборот — всякая ерунда получается.

 

Вот в прошлый год я там сворачиваю, а по встречке — джип.

Ну, может не джип, я только увидел две фары в рыло.

Миха-покойничек, убили в Самаре, остался б жив,

Сказал бы тебе, что всё так оно и было.

 

Я каждого вспомнил: кого где нагнул, приморил,

С кем, может, просто не по-хорошему поделился.

А справа отбойник. Чо делать? Глаза закрыл,

И ещё в груди как будто шарик воздушный сдулся.

Чувствую так хорошо: Я расплатился.

Открываю глаза и думаю: Он промахнулся.

 

 

 

 

Май

 

Стройка была похожа на слоновий скелет.

От железяк и от крыши невероятно жарко.

Через окошки падал ровный церковный свет,

Пахло карбидом, пахло электросваркой.

 

Мы уже видели в книжках два непонятных слова: «запах распада».

Возвращались живые или цинковые афганцы,

Наши в тот год не поехали на Олимпиаду,

Потому что в Москву перед этим не поехали американцы.

 

Кто-то из пацанов — не помню — крикнул: «Андрюшка!»

Мы отошли в самый угол, за ржавые трубы.

Анька сказала: «Насонов сожрал лягушку!».

И сразу спросила: «А ты целовался в губы?»

 

 

 

Двадцать лет спустя

 

Лица на фотокарточке мелкие, постные,

едва различимые в глухом коридорном свете.

Школьная форма цвета фингалов, многое цвета крови.

Вот этих детей били взрослые,

вот этих детей били дети,

а этим прилетало от представителей обоих сословий.

 

Дорога из школы лежала мимо столовой «Уют».

Далее всё получалось согласно нечитанному ещё поэту:

сегодня тебя побили, завтра меня побьют,

и так примерно от октября до самого лета.

 

Прячу в карман фотографию, выхожу из этой столовки

в город, похожий на морг — оттого, что деревья голые,

такие голые, что прямо неловко.

И вдруг самая толстая ветка,

на которой невесть отчего сохранилась листва,

лупит по стенке весьма постаревшей школы,

лупит чаще и много сильнее, чем этого требует ветер,

а также другие законы, так сказать, естества.

 

 

 

Сентябрьское

 

В воздухе тонкие волосы.

В небе другие волосы —

белые, тонкие полосы.

Ветер поёт на три голоса.

 

В воздухе тонкие волосы.

В небе — белые полосы.

Долгие облака —

чтобы наверняка.

 

В небо летят паутинки:

души ягнят невинных,

души ребят убитых,

души земель безвидных,

слёзы озёр разлитых.

 

Липкие паутинки.

В озере первые льдинки.

В мире моём поминки.

И навсегда поминки.

 

 

                                   

Сказка перед сном

 

«Однажды морские быки покинули морских коров.

Вставили кольца в ноздри, превратились в морских волков

Каравеллы переворачивали, всяко еще играли.

А морские коровы медленно вымирали.

Превращались в обычных коров,

 

Собирали морскую капусту, готовили борщ, готовили плов.

Кормили морских телят.

Морские телята уплыли на поиски пап,

А коровы, как грустные облака, на берегу стоят.

 

Маленькая, засыпай. Ой, а уже уснула.

Сейчас закрою, чтобы не дуло,

Выпью лекарство, ты еще смеялась, когда прочитала: „конь-як”.

Тихо-тихо, не просыпайся, ляг.

 

Нет, это просто тебе некрасивое облако снится».

 

Капельки моря на длинных ресницах.

 

 

 

 

Курага

 

                                Д. Верясовой

 

Мы кормили чужую собаку на берегу пруда.

Точнее — на берегу старицы Клязьмы-реки.

Даша ей говорила: «Дура, иди сюда».

Дурочка приходила и ела почти с руки.

 

По станции громыхали немногословные электрички.

Не кончалось вино и другие спиртные напитки.

Над старицей Клязьмы-реки качались тонкие вички.

В тёмной воде проплывали странные нитки.

 

Тёплый ноябрь. Тёплый финал ноября.

Тёплая, но совершенно чужая собака.

Электрички каменным шпалам: «Всё зря, всё зря».

Радоваться закату. Ни от чего заплакать.

 

 

 

*   * *

 

                           Ирине К.

 

Между кувшинчиковых пружин,

вдоль ожерелий ряски и пятен света,

утка, похожая на кувшин,

плоско скользит к окончанию лета.

 

Утка, похожая на стеклорез

делит болото на два болота.

Небо, трава и нечёткий лес

перевернулись в разорванном фото.

 

Небо, трава и нечёткий лес

и облака, и ещё трава.

Мир разделился на мир чудес

и мир, поделённый на два.

 

И в том, который ещё поделён,

где были одни и двое,

старомосковский чудесный клён

не разрешает чужое.

 

 

•  •  •

 

Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры  на сайте "Нового мира" - http://www.nm1925.ru/

 

 

 

Колыбельная

Данихнов Владимир Борисовичродился в 1981 году в г. Новочеркасске Ростовской области. Окончил Южно-Российский государственный технический университет. Прозаик, автор романов «Братья наши меньшие» (М., 2005), «Чужое» (Рига, 2007;  М., 2008), «Девочка и мертвецы» (М., 2010). В «Новом мире» публикуется впервые. Живет в Ростове-на-Дону.

Журнальный вариант.

 

 

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕНЬШОВ

 

Глава первая

 

Меньшов работал в конторе, которая находилась в сером здании с пыльными окнами. Здание это, построенное в конце шестидесятых, напоминало раскрытую книгу с потертой обложкой; летом крыша здания нагревалась, как печка, осенью протекала, зимой обрастала снегом и сосульками, а весной снова протекала. Никто не собирался ее чинить. В горшочках на подоконниках росли кактусы: считалось, что они поглощают вредные излучения. Летом Меньшов забирался на крышу, чтоб с высоты посмотреть на город. Смотреть, впрочем, было не на что, и Меньшов курил сигарету за сигаретой, чтоб забыть о тоске. В октябре заряжали дожди. Лужи цвета стали лежали на разбитом асфальте, как напоминание о грядущих холодах. По тротуарам брели хмурые прохожие с черными зонтами в руках. Меньшов, чтоб не отличаться, тоже доставал свой черный зонт и плелся на работу. Пару раз он пытался выделиться, одевшись ярко, вызывающе, но на него не обращали внимания, и ему становилось грустно; на следующий день он одевался как обычно. Первый снег выпадал не раньше декабря, почти сразу таял, и тротуары покрывались бурой кашицей. У обочин скапливались ноздреватые холмы из снега и грязи, похожие на чудовищные муравейники. Деревья стояли голые, ветер срывал провода.