Новый мир, 2005 № 06 - [47]

Баская Выставка, по счастью, избежала этой участи. Хотя и перед ней маячила похожая перспектива. Но устоял народ, поборол в себе инерцию послушания, не поддался на идеологические соблазны “во имя светлого будущего”. Каких только благ не сулили выставчанам уполномоченные всяких мастей и рангов: перевозите, мол, свои дома на “большую землю”, к центральной усадьбе совхоза, хватит, мол, жить раками-отшельниками! Усердствуя в номенклатурном рвении, местные “райком райкомычи” едва не погубили древнюю деревню. А у некоторых селян попросту отбили охоту работать на земле и в лесу, кормить себя и страну.

Странное, однако, имя — Выставка. Выставка, простите, — чего? А ничего! Тут как ни крути слово, гадай не гадай, а толку мало, если не посвящен в тайны многозначного северного говора. Есть прямая связь между характером мезенского человека, укладом его жизни и окружающей природой. Даже его язык отмечен печатью этой связи: надо было наслушаться речитативов местного диалекта, чтобы в древней вязи слов, в певучих и скорых плутаниях звука увидеть те же общие черты. Музыка этой речи созвучна шороху вековых сосен, она вплывает в глаголицу прясел и изгородей, в царство дерева и топора и чувствует себя там на месте.

Жизнь слова на Севере — загадочная штука. “Выставка”, если верить “Архангельскому областному словарю”, — это деревня, построенная на новом месте, своего рода выселок. Это и дом, выступающий из общего порядка, стоящий как бы наособицу. Знакомство жениха с невестой при исполнении свадебного обряда — тоже выставка. В этом слове бесконечное кружево значений, оттенков, идиом, ударений. “Выставкой” называется заготовленное, уложенное в стога сено... деревенское угощение по какому-либо знаменательному событию... обувь домашнего изготовления... оконная вставка в срубе строящейся избы. А вот еще одно значение “выставки”: вздорный человек, чопорный, высокомерный; человек, ведущий себя в высшей степени странно и необычно, желающий выделиться, выставиться среди привычного окружения...

А сколько синонимов у прилагательного “баской”?! Красивый, красный, видный, казистый, взрачный, осанистый, пригожий, нарядный, щегольской, разукрашенный, изящный; речистый, краснобайный, проворный, расторопный; хороший, добротный...

Я оказался в Баской Выставке по счастливой случайности, хотя мечтал о ней не один год. И не один год строил планы, как попасть в эту самую дальнюю мезенскую деревню, где, как уверял меня знакомый рыбинспектор, рыба сама в руки просится. (“Бывало, зачерпнешь ведро в речке и не знаешь, что делать: то ли чай кипятить, то ли уху варить”.) Но судьба упорно уводила меня от этой встречи. Если бы не историко-географическая экспедиция “Ушкуйники” по пути московских воевод князя Семена Курбского, Петра Ушатого и Василия Гаврилова по прозвищу Бражник, не видать мне Выставки как собственных ушей. К слову сказать, добирались мы сюда на барже от центра совхоза ровно трое суток, в то время как двухтысячная рать, ведомая неуемным Бражником со товарищи, с пушками, пищалями и тяжелым грузом на борту, покрыла это расстояние в два раза быстрее. Пятьсот с небольшим лет назад воеводы первыми одолели северный водно-волоковый путь, перевалили через Уральский хребет, встретились с обскими кочевыми племенами и, таким образом, могут считаться первооткрывателями Сибири — а не волжский разбойник Ермак Алёнин, который попал туда семьюдесятью годами позже... Но это опять-таки к слову.

...На первый взгляд — деревня как деревня и люди обыкновенные. Никаких изысков в деревянной архитектуре, никаких бросающихся в глаза природных котурнов. Но место открытое и удобное. Бог весть когда приглянулась эта земля беглому холопу Игнашке; травы кругом такие — лошадь скроют. За рекой глухари, рябчики летают непуганые, медведь неподалеку ходит — малину собирает. Позвал к себе Игнашка рукодельных мужиков-староверов, и пошли они рубить избы по высокому красному берегу, распахивать суглинки и подзолы еловыми сохами. На крутой излучине речки Задериножку появились поля-росчистки с посевами ячменя и репы, в окружении прясел и изгородей встали мельницы-ветрянки и множество амбаров на “курьих ножках”.

Так и жили. Кто на ближних рыбных озерах промышлял и на охоту похаживал, кто валил и сплавлял лес, а кто помоложе и порискованней, в город Мезень подавался, гонимый переселенческим зудом. Но Выставка и сама принимала людей в свое общежитие. Особенно из соседней Малоземельской тундры, где кочевали оленные люди — самоеды. В начале прошлого века несколько ненецких семейств приехали на упряжках в деревню, да так и осели тут. С тех пор многие поселяне стали разводить оленей, а оседлые кочевники, в свою очередь, обзавелись овцами, коровами и курами. Если раньше выставчане ездили свататься в соседние Кимжу и Дорогорское, то теперь предпочтение стали отдавать своим, подросшим невестам, пусть еще неважно говорящим по-русски, но зато крепким здоровьем, терпеливым и работящим, нарожавшим впоследствии тьму узкоглазых ребятишек. И жили себе поживали, копили детей, сенокосничали, выращивали коров и оленей, рыбачили, памятуя про себя немудрящую пословицу: “Назови хоть горшком, только в печь не сажай”.