Новый Голем, или Война стариков и детей - [9]
А я так думаю, что человек - это двуногое существо с плоскими, широкими ногтями. Таким он и останется. И без перьев.
С ней, то есть с ним, мы встречаемся почти каждый день пополудни, в том единственном на здешние сутки часу, когда острое холодное солнце бывает что прорезается на затененную то одной, то другой скалой площадь - я по дороге в дешевую “Кафку”, бывшую столовую бывшего рудника им. Клемента Готвальда, он по пути в деликатесный продмаг “Генрих Вернер и Хайнц-Йорген Вондрачек с 1934 года - Французские Сыры и Свинина собственного Воспитания”, бывший кооператив бывшего народного сельхозпредприятия “Юденшлюхтский вперед”, он же бывшая “Гастрономия и Бакалея Каганского”. Минут десять - сто двадцать стоим у пограничной калитки и базарим малёхо о том, о сем, о пятнадцатом - с ним, как и со всяким настоящим американцем, на славу можно поговорить по душам при помощи всего двух маленьких слов: fine! и really? Две необходимые для такого разговора каталожные карточки у меня всегда под рукой, в правом кармане юбки - залоснились уже, по краям замахрились, как, впрочем, и весь карман с оттопыром, да и юбка сама; ох, давно уже надо бы съездить с кем-нибудь из конных евреев типа старика Голоцвана, в шестерке с третьим двигателем, что привезла его сюда из Хабаровска, на барахолку в Карловы Вары - купить у цыган новую того же фасона, но только, может быть, с рюшами? Что-то я того старика Голоцвана с неделю уже нигде не видал, что ли уехал куда? Кругло- и гологоловый во вкусе тридцатых годов, как Берия или Будда, в серой льняной паре (ворот рубашки поверх пиджачного), бывший директор биробиджанской лесопилки им. Карла Маркса, человек с интересом ко всему деревянному. Но голубая шестерка его как стояла - у зоомагазина “Хомячий Рай” (“Hamster-Paradies”), недавно открытого четырьмя веселыми чурками в бывшем участке гэдээровской народной полиции - так и стоит. Рядом третий день уже припаркован серебристый фургон с надписью CNN.
Джулиен Голдстин, удалой молодец - герой Запада нашего времени, симпатизирует мне, потому что он так считает, что я лесбиянка и уже тем на стороне всего светлого и прогрессивного. Потому что: во-первых, если я не лесбиянка, то кто же? А во-вторых, прошлым маем, когда мы проходили - он сюда, я туда - мимо цыганских и славянских девушек в цвету весенних прыщей (начиная от чешской границы они, наподобие черных и розовых цапель, полутораного стоят вдоль всех стен в ожидании немецких пенсионеров-дальнобойщиков и десантированных в увольнение колорадских горных стрелков), наблюдательный, как ему и положено, Джулиен Голдстин засек меня, дуру, как я загляделась в одно декольте с особенно взволнованно дрожащими и будто бы переворачивающимися в нем сиськами. Как нежное тесто в медленном миксере. Сам он в такие прорвы и бездны не смотрит, не для того он из прямых тетенек переходил в обратные дяденьки и честно-благородно отказывался от полученной было стипендии “Культурбункера”! - поэтому не узнал, что за чернокожаной пазухой, апплицированной Микки-Маусом, вертелась и билась бурая мышь с бело-красными от ужаса круглыми глазками - интересное изобретение, если кто понимает, не завести ли и мне
