Новый Голем, или Война стариков и детей - [16]
10. СУДЬБА ИНТЕЛЛИГЕНТА В РОССИИ
Выходя в половине первого ночи со двора знаменитой руины на Пушкинской улице, 10 - скваттерского дома, захваченного мрачными художниками, деловитыми музыкантами и какими-то полукультурными офисами с неизвестными политической географии подданствами - я еще издали, из-за ящиков и стремянок второго двора, заметил странную тень наподобие смерти с косой - в проеме уличной подворотни. Но выход был только один, не оставаться же на ночь в пахнущем крысами, красками и пеленками доме, за чашкой разведенного взмыленно-синего спирта обсуждая с бородами, очками и лобными складками судьбу интеллигента в России. Все говорят судьба интеллигента в России, судьба интеллигента в России, а что такое судьба интеллигента в России? Судьба интеллигента в России есть пожизненная борьба с мужским родом кофе, бессмысленная и беспощадная. Когда в словарях появится “кофе, ср.”, судьба интеллигента в России закончится. Тогда я вернусь насовсем.
Острая тень, косо лежащая на асфальте - как бы тень от тени, - размеренно совершала полукруговые движения, будто и вправду косила, но мнимый скелет (или, как в бабы-Катином телевизоре стала выражаться милицейская хроника,скелетированный труп) оказался, приподняв
голову на мое приближение, доходягой с метлой (и с косою, конечно, но на затылке - этаким бывшим геральдическим колосом, торчащим из-под проеденной ядовитым фонарным свеченьем коленкоровой шляпы). “А, Юлик, здор‹во, -сказал скелетированный. - Вот, я тебе уёв штучки две-три еще должен, квартплатных - как раз зарабатываю”. И вновь принялся подметать заповеданный ему участок панели, с усердием показательным, но, похоже, неложным. Нет, новый строй не так уж и слаб, как это кажется западной прессе, если удалось ему даже символиста Цымбалиста заставить работать. Советская власть как ни старалась, прилагая всю мощь своих межконтинентальных ракет, десяти тысяч писательских членов, двух с половиной телевизионных программ, мелькающих по ночным проспектам синеглазок патрульных и враскачку марширующих добровольных народных дружин, но так и не добилась от Цымбалиста ничего, что хотела - на этом и рухнула. А всего-то и надо было, как оказалось - закрыть навеки “Сайгон”, где неизбежно находился знакомый (а также полу- и не-), выставляемый - как не фиг делать, старичок! - на маленький двойной от Людмилы Прокофьевны, на слоеный пирожок с мясом, пугали, что нутрии (или же загадочной помеси хорька с норкой, выведенной пограничными селекционерами на острове Итуруп Курильской гряды и талантливо наименованной хонорик), на волнистую трубочку со взбитым яичным белком, а то и на пятьдесят грамм коньяку гурзонский три звездочки в сумрачном левом кармане с видом на Невский, отведенном для литейных книжных жучков, пьющих литературоведов с портфелями и бредущих со службы старших научных сотрудников Ленгортопа и Леноблхлопа. Теперь все они умерли, или уехали, или покупают сантехнику итальянскую за живые уи.
Баба Катя - прямая, вздутые белые руки на неподвижных коленях, босые ноги на небрежно помытом полу - сидела посереди комнаты на вынесенном из кладовки своем табурете и свысока глядела спектакль с народной артисткой Гоголевой, похожей на старого гениального бульдога. Застала ли еще баба Катя телеприемник КВН, его заполненную зеленоватой водой линзу? - во всяком случае, “Радугу” нашу со склонностью к кислотным тонам включать она наловчилась безо всяких вопросов, может, у них там, где бы она ни была, все им показывают и вообще держат в курсе прогресса? “Приходил такой... Шерстяной... Пакет кинул, там на вешалке. Есть будешь?” - “Спасибо, баба Катя, я в гостях поел”. - “И попил”, - добавила она без осуждения, но с горечью, как будто я действительно какая-то теребень кабацкая стал. Ну, рюмку-другую пакостно отдающей сырым сеном бехер‹вки (до нее большая охотница юденшлюхтская Ирмгард - ну чо, деушки, чо ли, закапаемся по случаю окончания рабочего дня? Марженка вздыхает и прислоняется смуглой щекою к отбеленному картой рек выгибу кисти). Ну, пива стакан под бледные кнедлики в “Кафке”, хранящей пока еще скатерочки запятнанные, бледно-клетчатые на круглых одноногих столах и швейковско-столовскую кухню. Ну, спирта, настоянного на рогах марала, в замке со стариком Голоцваном глоток (“Для давления, Нюсенька, по чуть-чуть... и от потенции помогает!” - “Это Юлии Яковлевне, конечно, остро-жизненно необходимо. Слушал бы себя, Семен, что несешь...”). Вот видела бы меня баба Катя лет эдак двадцать - пятнадцать назад, с семьсот семьдесят седьмым или тридцать третьимна заплеванных лестницах незнакомых домов, на подоконниках школьных уборных, в парках и скверах под сонно перелистывающейся сенью дерев, или на стадионе имени Кирова с болгарским оплетенным фугасом в портфеле (“Зенит” опять проиграл - Левина-Когана нет, вздыхали мастеровые старики с верхнего ряда и пронзительно кашляли: лысого бы сюда или Бурчалкина Леву, но Левина-Когана и Бурчалкина не было, по полю, поддерживая руками поясницу, ходили Хромченков, Редкоус и Гребеножко - фамилии, придуманные не мной и не Гоголем), а позже в косоугольных общежитских светелках: запивая постными щами, задыхающимися дымной капустой, и косясь на ситчики в кислотных цветах, халатно отлегающие от лядвий, полных хохлацкого молока и башкирского меда... ...А может статься, и видела, кто ж ее знает?
Олег Юрьев – поэт, прозаик, драматург. Родился в 1959 году в Ленинграде. Закончил Ленинградский финансово&экономический институт. С 1991 года живет во Франкфурте&на&Майне. Автор поэтических книг «Стихи о небесном наборе» (1989), «Избранные стихи и хоры» (2004), «Франкфуртский выстрел вечерний» (2007).
Олег Александрович Юрьев родился в 1959 году в Ленинграде. Поэт, прозаик, драматург и эссеист. С 1991 года живет во Франкфурте, пишет по-русски и по-немецки. Выпустил 16 книг по-немецки и 16 (включая эту) по-русски. Лауреат премии имени Хильды Домин города Гейдельберга (2010), премий журналов «Звезда» (2012) и «Новый мир» (2013), премии «Различие» за книгу стихов «О РОДИНЕ» (2014). Переводы стихов, прозы и пьес на немецкий, английский, французский, итальянский, сербский, польский и другие языки, постановки во многих странах.
Эссе написано к столетию со дня смерти А. Чехова (1860-1904). Сначала по немецки, для цюрихской газеты «Tagesanzeiger», а потом по-русски. Впервые русская редакция была передана по пражскому радио в передаче С.С. Юрьенена «Поверх барьеров», потом опубликована в израильском журнале «Нота Бене».
Новейшая прозаическая работа О. Юрьева, роман «Полуостров Жидятин», - это своего рода сопоставление и столкновение «двух эпосов еврейского существования» - ассимилированного российского (и вообще европейского) еврейства, с одной стороны, и, с другой, укорененных в библейской мистике «криптоевреев», в силу исторических обстоятельств изолированных от общих судеб народа (наподобие, например, португальской общины «последних марранов» - но только на русской почве). Шире - речь идет о двух типах человеческого мировосприятия: «историческом» и «мифологическом» взглядах на мир.
Олег Юрьев – поэт, прозаик, драматург. Родился в 1959 году в Ленинграде. Закончил Ленинградский финансово; экономический институт. С 1991 года живет во Франкфурте;на;Майне. Автор поэтических книг «Стихи о небесном наборе» (1989) и «Избранные стихи и хоры» (2004).
Июль. Маленький российский городок. Главный герой по имени Мар возвращается на лето домой, чтобы повидать мать и сестру. Но вместо ностальгических воспоминаний из детства, разговоров по душам с родными и прогулок по знакомым улицам, Мара ждут только разочарование, насмешки и хроническое чувство вины. И если в далеком прошлом никто не помог ему почувствовать себя "нормальным", то это не значит, что он сам теперь не может стать спасением для двух таких же запутавшихся молодых ребят, застрявших в этом маленьком городке.
Астрахань. На улицах этого невзрачного города ютятся фантомы: воспоминания, мертвецы, порождения воспалённого разума. Это не просто история, посвящённая маленькому городку. Это история, посвящённая каждому из нас. Автор приглашает вас сойти с ним в ад человеческой души. И возможно, что этот спуск позволит увидеть то, что до этого скрывалось во тьме. Посвящается Дарье М., с любовью.
Сюрреалистичный рассказ, небольшая фантазия с вкраплениями галлюциногенного реализма и пейзажной лирики. Содержит нецензурную брань.
«Некто приходит в ФМС и подаёт справку: — Справка из морга о том, что я умер. Отметьте, что я умер». (с). По традиции автора — изложен только практический опыт. 18+. Присутствует обсценная лексика.
Боб Джонс — совершенно обычный парень. У него хорошая работа и милая девушка. И все же Боб считает, что у него есть проблема: никто не замечает его, никто его не помнит. Там, где обычный человек проходит неузнанным, Боба Джонса… игнорируют. Но однажды его заметили. Его запомнили. Но хотел бы он остаться незаметным, потому что у незнакомца, назвавшегося Филиппом, на уме что-то ужасное. Он желает мести — мести миру, который давно игнорирует не только Боба, но и других. Для лиц старше 18 лет.