Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии - [7]

– Я собирался оставить их под дверью и уйти, – грустно произносит Бен. – А потом этот звук…

Он закрывает глаза. У него такой страдальческий вид, что просто смешно.

– Какой звук?

Ты вспоминаешь ужасный, красивый колокол в процедурном кабинете. Голова до сих пор заполнена его бесконечным звоном.

– Ты. Рыдала. Хлюпала. Дышала через дверь. Совсем одна. Просила, умоляла, чтобы я зашел.

Ты смотришь, как он качает головой.

– Все еще у меня перед глазами, если честно. – Бен поднимает на тебя взгляд.

Судя по всему, он ждет, что ты будешь раздавлена. Стыдом за столь явное отчаяние ночью. Ночью, когда твое горе издавало звуки, которые он никогда не забудет и перед которыми, видно, не смог устоять. И тут до тебя доходит: вы с Беном, похоже, трахнулись. Ну конечно, ты трахнула Повелителя Тьмы. Может, именно поэтому он Повелитель Тьмы.

– Мы повели себя безрассудно! – кричит Бен. – Я повел себя безрассудно.

Его голос как кирпич. Старается раздробить тебя, будто ты хрустальная ваза. Может, когда-то и была. Тебе это представляется очень далеким печальным обстоятельством. Но сейчас тебя не вывести из равновесия. Хотя внутрь и заползает холод, у тебя красные губы манекена и ты чувствуешь, как они раздвигаются в такую же, как у него, легкую улыбку. Ты смотришь на Бена сияющими глазами. Тот переводит взгляд на лебедей.

– Может, просто аллергия на цветение, дай-то бог, – говорит он. – Она всегда наваливалась на тебя в это время года, и ты всегда забывала о ней, думала, что-то серьезное. Ты всегда думаешь, будто умираешь, Джулия. И раньше. До всего.

И он обводит рукой мир. Лебедей, небо, плакучие деревья, неухоженный парк, группу гуляющих людей, все в масках, теперь ты замечаешь: маски самодельные, как у Бена, или шарфы, как у шофера. Они останавливаются и, развернувшись, направляются к вам. Глядя на твое открытое, сияющее лицо. Поскольку, не важно что, ты все забыла. Все вытравлено. Убрано женщиной в черном костюме.

Тебе вдруг хочется взять руку Бена и прижать ее к своему лицу. Теперь ты вспомнила: когда он держал твою руку, его ладонь была где-то мозолистой, а где-то мягкой. Всегда теплой и сухой. Через длинную скамейку ты протягиваешь руку. Лицо Бена мрачнеет. Прежде чем сказать, что ему надо идти, он смотрит на твою руку, как будто это змея, а когда встает, ты машешь ему на прощание, потом в знак приветствия смотрящим на тебя людям, поскольку отчего же не помахать, раз ты уже машешь. Они в ужасе не сводят с тебя глаз. Как грустно. Чего же бояться в такой день? Под таким синим небом? В такой прекрасный день. Твой день рождения.

Прогулка Камила Шамси

Азра открыла ворота и вышла на улицу.

Ты уверена? – спросила ее мать из сада, где нагуливала круги: один круг в сорок пять секунд.

Все так делают, даже женщины в одиночку, – ответила Азра, но ворота оставила открытыми. Она стояла на улице, сжимая сумочку, где лежал только мобильный телефон, вселявший в нее определенную уверенность и одновременно такое чувство, будто она стала мишенью. Пять минут! – крикнула Зохра, направляясь к Азре своей подпрыгивающей походкой. Ее голос, несомненно, слышно чуть не на всю улицу. Мне пять минут до тебя дойти. Даже меньше.

Это казалось невероятным, ведь от одного дома до другого почти столько же нужно ехать на машине, но Зохра уверяла, что все именно так: пробки, одностороннее движение… Азра закрыла ворота и услышала, как мать, оторвавшись от своих кругов и пройдя по дорожке, задвинула изнутри засов. Помой руки, сказала Азра в узкую щель между воротами и стеной. Да-да, хорошо, мисс Параноик, ответила та.

И они пустились в путь, Зохра на шаг впереди и в нескольких футах сбоку. Тут не было тротуаров, и обе шли по проезжей части, но по здешним улицам машины не особо ездили даже в обычные времена. Через несколько домов женщина на балконе подняла руку в знак приветствия. Она жила здесь с самой постройки дома, двадцать пять лет, незадолго до этого Азра вернулась домой после университета. Азра подняла руку в ответ. Первый контакт с человеком.

Начало апреля, а в Карачи зима уже стала воспоминанием. Ее шальвар-камиз взмок и лип к коже, Азра поправила его. Зохра оделась, как обычно для регулярных прогулок по парку: леггинсы и футболка. Последний раз они гуляли в парке три недели назад, хотя Зохра ездила туда каждый день кормить местных кошек; сторож, разделявший ее любовь к животным, отпирал ей ворота.

У них была лишь одна тема для разговоров, но целое множество подтем. Девушки шли по прямой, жутковато тихой главной улице, затейливо петляя от будничных вопросов до апокалиптических материй, пока запах моря не заставил их замолчать. Какое-то время оно сверкало впереди, а потом подруги уже стояли на берегу: песок расстилался девственный, рыжий, как верблюд, а за ним голубиными оттенками серела вода. Продавцы еды, повозки для прогулок по дюнам, торговцы воздушными змеями, парочки на волнорезах, семьи в домиках на колесах, ищущие единственное место, где урбанистический рык Карачи превращается в улыбку: ничего этого не осталось.

К ним подъехали двое конных полицейских в масках и велели уходить. Они пошли домой другим путем, по узким, обрамленным деревьями улочкам, останавливаясь для обсуждения архитектурных особенностей домов, на которые, кажется, никогда не обращали внимания, хотя и прожили почти всю жизнь на этих нескольких квадратных милях мегаполиса, и совершенно случайно очутились на улице, запруженной гуляющими, кое-кого они знали. Все махали друг другу, радостно приветствовали соседей, театрально сохраняя дистанцию, даже когда никакой дистанции и в помине не было. Дети носились на велосипедах без сопровождения взрослых. Все напоминало уличную вечеринку, которые нередко устраивали в квартале. Азра громко поздоровалась со старой школьной подругой, не думая о том, что возгласы могут привлечь к ней внимание. Расстегнутая сумка свободно болталась на боку. В эту минуту мир казался прекрасным, как никогда, – щедрым, надежным.