Новый цирк, или Динамит из Нью-Йорка - [2]

После чего, ближе к ночи, снова распадался.

В последний раз Светозар Чернов распался во вторник вечером, 30 марта 2010 года, в зимнем голом лесу, между Рюэем и Марли — в окрестностях Парижа, с бедекером в руках и Figaro от 11 января 1887 года, выясняя, где проще подсесть на паровик. Распался, как предполагалось, до следующего дня…

В пасхальную ночь с 3 на 4 апреля 2010 года не стало Степана Поберовского. 43 года. Инсульт.

После смерти Степана было решено выпустить все четыре задуманных романа — от конца к началу истории. В том виде, в каком успели дописать. В 2010 г. в «Эдвенчер Пресс» выходит «Три короба правды, или Дочь уксусника». В 2013 — «Операция Наследник, или К месту службы в кандалах». Следующая часть (считая от конца) «Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе» потребовала большой работы. Она вышла только в 2016. Книга, которую вы видите перед собой, решительно отрицалась Владимировым в силу того, что она не то, что была недописана. Любимая часть с рабочим названием «1887» попросту не могла быть окончена. Мешала грандиозность планов. «А как здорово она писалась! Мы, наконец, обрели полную свободу. Мы могли писать, как хотели и знали, как писать!»

И тем не менее. Стивен Фейберовски, бывший лондонский сыщик — который пока не стал бывшим, и Артемий Иванович Владимиров (он же Гурин) — бывший агент III отделения, автор бессмертных рукописей, как, например, «О всеобщем счастье человечества», не давали покоя Владимирову. В его голове жил и не хотел умирать Светозар Чернов. Его воображение рисовало, как Фаберовский прибывает в Нью-Йорк за столь необходимым ему динамитом, как дирижабль, по ошибке гружёный вместо патронов для буров, воюющих с англичанами, итальянскими гуттаперчевыми клизмами терпит бедствие посредине экваториальной Африки после того, как на него погрузились агенты, чудом сбежавшие от особого отдела Скотланд-Ярда через каминную трубу в доме Фаберовского. Планы были грандиозны. В них входило едва ли не вручение Нобелевской премии — последней в силу того, что превзойти это невозможно, всеобщее счастье человечества и всё остальное.

Почему же Владимиров не реализовал такой великолепный план?

После смерти Степана Поберовского это стало невозможно. Светозар Чернов больше не пресуществлялся. Для этого были нужны двое. Однако, созданные автором герои уже живут. И та часть их жизни, что осталась неизвестной нам, всего лишь не написана. Она зависит только от фантазии читателя. Может быть, в этом и есть грандиозность замысла.

Мы попросим читателя помнить это. И, когда чтение прервётся, дать волю воображению.

Елена Соковенина

Глава 1. Разгром типографии в Женеве

2 декабря 1886 года, суббота

— Фанни, может быть хватит юлить?! Когда ты наконец выйдешь за меня замуж? Ты же страшилище, никто другой тебя замуж не возьмет! И Гурин не возьмет. А я возьму. Мы уже три года живем здесь в Женеве вместе, а сожительство наше до сих пор платоническое!

— Лёв Посудкин, ты очень глуп. Ну как я могу выйти за тебя замуж, когда ты подложил мне в ридикюль сдохшего хомяка, хотя я просила закопать его в парке!

В другом месте подобные разговоры непременно вызвали бы у окружающих желание подслушать их, тем более что разговаривавшие делали это громко и не таясь, но в задней комнате скромного женевского кафе на Террасьере эти разговоры слышали каждую субботу вот уже три года. Поэтому русские народовольцы-эмигранты, многие из которых осели в Женеве еще до удачного покушения на царя, не обращали на них никакого внимания. Они галдели, курили скверные папиросы, тянули пиво и бурно обсуждали вопрос, кому из них могут раньше прийти деньги из России, и как много до этого спасительного момента им осталось терпеть.

— Товарищ Березовская, не пожертвуете ли на покупку хлорной извести? Надо пруд на зиму засыпать, чтобы к весне никакой заразы там не развелось.

К мраморному столу, где сидел Лёв Посудкин и его пассия, подошел невысокий упитанный человек в грязновато-серых чесучовых штанах и вытертом на локтях темном твидовом пиджаке. В одной руке у него была жестянка с нацарапанной надписью «Le Grenouille Rouge Limitée», на дне которой тускло блестели несколько монет, а в другой большая кружка пива.

— И вы тоже жертвуйте, товарищ Посудкин. Жертвуйте-жертвуйте, я у вас книжку видел: «Как стать купцом-стотысячником». У вас наверняка деньги должны быть.

Конечно, в Женеве все было дешево по сравнению с Парижем или Лондоном, но на одной дешевизне не проживешь. А заработать в Женеве русским эмигрантам было крайне сложно, особенно если ничего не умеешь делать. Основным их доходом было то, что удавалось занять друг у друга, либо то, что присылали из России и что удавалось утаить от бдительного взора соплеменников. Предложение пожертвовать заставило всех сидевших в задней комнате эмигрантов умолкнуть и уставиться в свои кружки. Те, кто курил, окутались плотными клубами табачного дыма, и только Иона Люксембург, известный террорист-махальщик, участник удавшегося покушения на царя, который настолько был уверен в успехе, что бежал за границу за полчаса до броска Гриневецкого, продолжал говорить в наступившей тишине: