Новый цифровой мир - [89]

В обществах, склонных к конфликтам на этнической или религиозной почве, информационные войны обычно начинаются задолго до появления искры, которая дает сигнал к открытой вооруженной борьбе. При этом мы знаем, что доступ к мобильной связи и интернету часто способен подлить масла в огонь, усилив как исторически существующее, так и искусственно подогреваемое недовольство, не снимая, а подчеркивая противоречия в подходах противников. После того как население получит доступ в анонимное виртуальное пространство, могут обостриться годами дремавшие религиозные разногласия. Мы уже были свидетелями того, как молниеносно вспыхивают религиозные страсти после появления в интернете противоречивых материалов. Достаточно вспомнить скандал по поводу карикатур на пророка Мухаммеда, опубликованных в Голландии в 2005 году, и сопровождавшиеся насилием демонстрации после появившегося в 2012 году фильма «Невинность мусульман». Понятно, что люди придумают еще очень много способов оскорбить друг друга в виртуальном пространстве. Но разжигающие ненависть материалы способны распространяться, словно вирус, и эта их особенность не позволит остаться незамеченным оскорблению, в какой бы части планеты оно ни было нанесено.

Конечно, материалы, предназначенные для использования в информационной войне, не то же самое, что данные разведки. Первые попытки участников конфликта развязать виртуальную информационную войну будут сведены к грубой пропаганде и дезинформации, передаваемой с помощью виртуальных платформ. Но со временем, когда такое поведение станет привычным и для людей, и для государств, эстетический разрыв между разведданными и материалами информационной войны начнет исчезать. Властям придется очень внимательно следить за тем, чтобы не принять одно за другое. Если сторона конфликта с умом подойдет к решению задачи, понимая, что именно нужно сделать для того, чтобы вызвать у аудитории нужное впечатление, она сможет соответствующим образом скорректировать идею и содержание своего сообщения.

Когда в распоряжении одного из участников противостояния имеются государственные ресурсы, он получает заметное преимущество в любой информационной войне. Однако даже если государство контролирует вышки сотовой связи, крупнейшие СМИ и интернет-провайдеров, абсолютной монополии на информацию добиться все равно невозможно. Когда все, что нужно пользователям для съемки, редактирования, загрузки в интернет и распространения контента, – это умещающийся на ладони телефон, никакой режим не может обеспечить своего полного доминирования в сети.

Мощный толчок оппозиционному движению в Иране дал всего один видеоролик, снятый дрожащей в руках хозяина камерой мобильного телефона в ходе протестов, последовавших за выборами 2009 года, – знаменитое «видео Неды». Неда Ага-Солтан, молодая жительница Тегерана, была убита выстрелом в сердце солдатом-снайпером с крыши, едва выйдя из своей машины, чтобы немного передохнуть в тени здания. Поразительно, что этот случай был снят на чей-то мобильный телефон. Когда кто-то из прохожих пытался ей помочь, это тоже зафиксировали на видео. Эти ролики иранцы передавали друг другу в основном посредством пиринговой технологии через Bluetooth, поскольку к этому времени власти отключили сотовую связь, опасаясь протестов. Ролики все же попали в интернет и стали распространяться как вирус. Все видевшие их, в какой бы части мира ни находились, осуждали иранский режим, а в это время в Иране протестующие проводили марши с требованием справедливого суда над убийцей Неды. Этот шум привлек огромное внимание мировой общественности к протестному движению в Иране, и власти отчаянно пытались его заглушить.

Даже в странах с репрессивными режимами, где вовсю используется шпионское программное обеспечение, виртуальное преследование инакомыслящих и распространение телефонов с заранее установленными программами слежки, целеустремленные люди найдут способы передать свое сообщение за пределы страны. Это можно делать с помощью контрабандных SIM-карт, подпольных «ячеистых сетей» (то есть совокупности беспроводных устройств, где каждое действует как маршрутизатор, в результате чего возникает сеть передачи данных с множеством промежуточных узлов, а не с одним центральным хабом) или «невидимых» телефонов, конструкция которых не предполагает записи разговоров (скажем, в случае, когда все голосовые вызовы осуществляются по технологии VoIP) и позволяет пользоваться интернет-услугами анонимно. Государство не может запретить распространение таких технологий – вопрос лишь в том, когда это произойдет. (Это касается даже преследуемых властями меньшинств, которых пытаются ограничить в использовании интернета.) Задолго до появления видео Неды в Иране попытались запретить использование спутниковых тарелок, но это привело лишь к дальнейшему распространению спутникового телевидения в стране. Сегодня иранский подпольный рынок спутникового оборудования – один из крупнейших в мире в расчете на душу населения, на нем зарабатывают даже некоторые члены правящего режима.

Геноцид 1994 года в Руанде – крупномасштабный конфликт доцифровых времен, который унес, по некоторым оценкам, жизни 800 тысяч человек, наглядно показал, к чему может привести диспропорция информационных возможностей. В 1994 году радиоприемники были у всех народностей страны: хуту, тутси и тва, – но радиостанции контролировались хуту. Не имея возможности ответить, тутси оказались бессильными перед пропагандой и призывами к насилию, звучавшими в радиоэфире. Когда тутси пытались организовать собственное радиовещание, правительство, в котором доминировали хуту, направляло в офисы радиостанций полицию и бросало за решетку их персонал. Если бы у народности тутси в годы, предшествующие геноциду, были мощные мобильные устройства, аналогичные нынешним, возможно, в общественное мнение Руанды можно было внести ноту сомнения относительно правдивости правительственной пропаганды и кто-то из хуту мог бы посчитать ее недостаточно убедительной для того, чтобы поднять руку на своего соседа-тутси. Тутси могли бы транслировать свои материалы с мобильных устройств, не спрашивая разрешения у властей и не нуждаясь в посредниках для их создания и распространения. В ходе резни имена и адреса прятавшихся тутси передавали по радио, и остается только предполагать, как все сложилось бы, будь у жертв геноцида альтернативное каналы связи, например основанные на пиринговых сетях.