Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций - [4]

Шрифт
Интервал

В испуге Чэнь проснулся. Он рассказал людям свой сон, но никто не мог понять, в чем тут дело.

Семья Чэня была бедная. Был у него двоюродный брат по фамилии Ли, которого назначили младшим помощником начальника одной области в Гуанси. Он хотел, чтобы Чэнь поехал с ним, но Чэнь не соглашался.

— Приснившийся мне дух сказал, что я умру в Гуанси. Если поеду с тобой, боюсь, будет беда, — сказал он.

— Вы ослышались, — возразил двоюродный брат. — Дух сказал: «начнет в Гуанси», а не «умрет в Гуанси». Если умрете в Гуанси, как же сможете выдвинуться в Танси?

Чэнь согласился с его доводами, и они поехали в Гуанси.

Двери, ведущие в западную часть помещения, отведенного младшему помощнику начальника области, были заперты, и никто не решался туда войти. Чэнь отпер двери, внутри оказался садик, беседка, цветы, камни. Чэнь приказал перенести туда его лежанку. Месяц с лишним все было в порядке, но в восьмую луну, в праздник Середины осени, он напился и запел в саду:

Луна светла, как вода,

осветила башню —

и вдруг услышал, как в воздухе кто-то захлопал в ладоши, засмеялся и пропел:

Луна светла, как вода,

затопила башню,

заменив таким скверным образом слово «осветила». Чэнь очень испугался, поднял голову и увидел старика в шляпе, сплетенной из лиан, в одежде из рогожи. Старик сидел на ветви платана. Весь дрожа от страха, Чэнь побежал к себе, чтобы лечь, но старик спрыгнул на землю и, удерживая Чэня, сказал:

— Не бойся, на свете водятся и утонченные бесы вроде меня.

Чэнь спросил, что он за дух. Старик ответил:

— Не скажу. Давай побеседуем о стихах.

Чэнь, заметив, что прическа и усы у старика такие, каких никто сейчас не носит, постепенно стал понимать, с кем имеет дело. Вошли в помещение; стали состязаться в сочинении стихов. Иероглифы, которые писал старик, все были в форме головастикового письма, Чэнь не мог как следует разобраться в них.

На его вопрос старик ответил:

— Я с детства привык так писать, а теперь, если бы мне и захотелось перейти на почерк кайшу, рука привыкла к старому письму и не послушается меня.

Детские годы, о которых упомянул старик, приходились на время еще до Нюй-ва.

С этих пор старик стал приходить каждую ночь, как свой человек.

Домашние младшего помощника начальника области Ли часто видели, как Чэнь, держа в руках чашку с вином, пьет будто вместе с кем-то, находящимся в воздухе. Рассказали об этом Ли; тот тоже заметил, что Чэнь в каком-то странном состоянии, и упрекнул его:

— Вас опутали колдовскими чарами, боюсь, как бы не сбылись слова о смерти в Гуанси.

Вняв совету Ли, Чэнь решил вернуться домой, чтобы избавиться от старика. Но когда он поднялся на джонку, оказалось, что старик уже там. Другие люди его не видели. Путь лежал мимо Цзянси, и старик сказал:

— Завтра попадем в пределы Чжэцзяна, здесь наша с вами связь оборвется. Не могу не признаться вам, что я совершенствую свое дао уже десять тысяч лет, но бессмертия еще не достиг. Прошу вас вырезать из сандалового дерева в три тысячи цзиней фигуру женщины, в противном случае мне придется воспользоваться вашим сердцем и легкими.

Испугавшись, Чэнь спросил старика, как он совершенствует свое дао.

— Рублю топором телегу, — ответил старик.

Чэнь сообразил, что знаки «рубить топором» и «телега» составляют вместе слово «казнить» и еще больше перепугался.

— Подождите, пока я вернусь домой и посоветуюсь кое с кем, — сказал он.

Прибыли в Хайчан. Чэнь рассказал обо всем своим родным и друзьям.

— Уж не этот ли оборотень упрямец с горы Наньшань, о котором говорил Су-минь? — решили они.

На следующий день, когда пришел старик, Чэнь спросил его:

— Не на горе ли Наньшань находится ваш дом?

Старик изменился в лице и злобно воскликнул:

— Ты не мог этого сам узнать, наверняка какой-то негодяй тебя научил!

Чэнь рассказал об этом своим друзьям, и те решили: раз так, надо его стащить в храм Су-миня!

Чзнь так и сделал, но, когда дошли до храма, старик переменился в лице и повернул назад. Чэнь схватил его обеими руками и насильно втащил в храм. Старик издал протяжный свист и взмыл в небо.

С тех пор оборотень больше не показывался.

Впоследствии Чэнь указал местом своего рождения Танси, в конце концов он получил степень цзиньши, на экзаменах в столице ему присвоили звание чжуанъюаня.

7. НАЧАЛЬНИК УЕЗДА ФЭНДУ

В народе говорили, что уезд Фэнду в Сычуани — пограничное место для людей и бесов. В уезде есть колодец, куда каждый год бросали сжигаемые связки бумажных денег стоимостью три тысячи золотом; это называлось вносить денежный налог Царству мертвых. Те, кто скупился, обязательно заболевали во время эпидемий.

Когда установилась нынешняя династия, в Фзнду приехал Лю Ган, назначенный на должность начальника уезда. Услыхав о местном обычае, он запретил его. К нему пришла целая толпа возмущенных людей, но Лю Ган твердо стоял на своем.

— Если сумеете разъяснить это духам и бесам, тогда можно, — говорили ему люди.

— А где же духи и бесы? — спросил Лю Ган.

— Духи и бесы обитают на дне колодца, к ним никто не решается спуститься, — ответили ему люди.

— Для того чтобы сохранить жизнь народу, не жалко и погибнуть. Я должен сам спуститься туда, — решительно заявил Лю Ган.


Рекомендуем почитать
Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.