Новые времена - [7]

«Знаешь, Аполлон, мне удалось найти ту беззубцовку, двадцать третьего года, – сказал он. – С надпечаткой и без дефектов. Вот, посмотри!»

Настроение у меня окончательно испортилось. Тем не менее, я взял у него пинцет и лупу, как ни в чем не бывало. Тем временем Ахиллес достал искомые лекарства, упаковал в пакет и положил на стойку. Я вернул ему альбом.

«Да, – сказал я беспечным голосом, – отличный экземпляр, поздравляю. Только вот кто-то выводил с них штемпель. Не знаю, не знаю, я бы не рискнул оставлять такую в коллекции.» Это можно было увидеть даже без лупы. Ахиллес что-то буркнул и спрятал марки под прилавок. «А что, – спросил он, – зять твой еще не вернулся?» – «Нет, – ответил я. – Он в Марафинах». Ахиллес покивал головой, потом сказал: «В столице, говорят, сейчас неспокойно.» – «С чего ты взял?» – спрашиваю. – «Шурин приезжал, – ответил он. – Говорит, какие-то законы должны принять. Новые». – «О чем?» Ахиллес пожал плечами: «Ясно о чем, – он скривился. – О желудочном соке».

В трактире наши бурно обсуждали очередные новости. Оказывается, отныне стационарный пункт приема желудочного сока вновь открывается, и даже уже открылся (мэрия, как всегда, обо всем узнает последней), но только не как государственное учреждение, а как частное. Принадлежащее какому-то акционерному обществу «Марс Инкорпорейтед». Название никого не обманывало, все откуда-то знали, что на самом деле новым хозяином стал чудесным образом вернувшийся в город господин Лаомедонт. Одноногий Полифем, движимый любопытством успел посетить вновь открывшееся заведение и сообщил нечто действительно невероятное: теперь за стакан желудочного сока будут давать пять монет далеко не каждому. Новым владельцем (или владельцами) установлено нечто вроде тарифа: все сдатчики желудочного сока подразделяются на пять категорий. Первая, вторая и так далее. Так вот: только представители первой категории будут получать пятерку за стакан. Вторая – три, а третья – два. Сумму оплаты пятой категории, по-моему, невооруженным взглядом разглядеть невозможно.

Я не поверил. В конце концов, нельзя же принимать подобные решения вот так, ни с чего. И если уж изменять плату, то в сторону увеличения, а никак не уменьшения. Хотя, с другой стороны, появление статей доктора Марсия тоже о чем-то говорит.

«Вот-вот, – сказал Полифем. – Это ты ему скажи, Лаомедонту. Он тебе живо сопатку начистит».

Сколько я его знаю, кажется, лет тридцать пять, столько из него так и лезет унтер-офицер. Раньше, в пору нашей общей молодости, когда он ходил на двух ногах, это почему-то не так бросалось в глаза.

Тут в разговор влез Зет, двоюродный брат заики Калаида. В отличие от Калаида Зет не заикался, но понять его все равно с непривычки было трудно. Он высказался в том смысле, что, возможно, установили состав желудочного сока и признали его менее годным.

«Ну, каких-то элементов не хватает. Или наоборот – больше чем нужно. Потому изменили цену. Нужно спросить у Ахиллеса, может, надо какие витамины попить, чтоб, значит, сок был качественнее…» – «Заткнись, – посоветовал Полифем. – Тоже, нашелся знаток. А у самого Лаомедонта не хочешь проверить состав желудочного сока? – тут он оживился. – А что? Дерьмо штатское! Проверить состав и набить морду. В соответствии с категорией. Отполировать мослы и дать копоти…»

Но сказал он это, против обыкновения, не совсем уверенно. Что, в общем-то, было понятно. Все молча принялись раскуривать погасшие за время разговора трубки и сигары, а Япет вернулся за стойку и зачем-то тщательно протер и без того чистую поверхность прилавка.

Полифем некоторое время обдумывал что-то, потом положил костыль поперек стола и заявил:

– Вот что, старички. Тут надо всем быть заодно. Три монеты, ишь чего захотел! Он наш сок будет перепродавать марсианцам втридорога, а мы будем какие-то гроши иметь с этого, да еще и благодарить? Так не пойдет. Верно, Аполлон? – дурацкая у него привычка: чуть что, обращаться ко мне за поддержкой. И все только потому, что когда-то воевали вместе. Я промолчал, но Полифем, видимо, счел мое молчание поддержкой и сказал:

– Никто не должен идти в этот его поганый пункт. До тех пор, пока не даст нормальную цену. А что?

Кто-то сказал: «А можно написать мэру», – но этого предложения никто не поддержал: секретарь мэра наверняка восстановил дружеские связи с новым хозяином. Все молчали, пряча друг от друга глаза. Первым не выдержал Мидас. Решительно отодвинув рюмку, он поднялся со своего места и пошел к выходу. «Ты куда?» – спросил было я. Он остановился и ответил не оборачиваясь:

– Три монеты – тоже деньги. Не так, что ли? – и вышел. Мы внимательно следили, как он быстрыми шагами пересек площадь и скрылся за тяжелой дверью. Через некоторое время Мидас вышел, вернулся в пивную и, положив на стойку деньги, гордо сказал Япету:

– Всем пива! За мой счет.

– Я от штрейкбрехеров пива не принимаю! – заявил Полифем. Я тоже почувствовал себя неудобно. Действительно, поступок Мидаса нарушал нашу вроде как складывающуюся солидарность. В конце концов, рассуждения Полифема содержали рациональное зерно. Мы могли бы добиться от господина Лаомедонта повышение стоимости хотя бы до четырех за стакан – для минимальной категории. А так…