Новые способы ведения войны: как Америка строит империю - [3]

Вероятно, в США особую роль сыграл фронтир, то есть зона освоения запада континента вплоть до Тихоокеанского побережья, куда в конце XVIII века устремились сотни переселенцев, уничтожая коренное индейское население на своем пути. Гомстед-акт 1862 года, который стал результатом политики Республиканской партии США, пришедшей к власти двумя годами ранее, упорядочил фронтир, превратив неосвоенные земли в обособленные участки. Но жажда экспансии вынуждала двигаться и на север, и на юг. И если освободить канадцев от «британского ига» не удалось, то с испанской Флоридой США справились относительно легко. А далее были захвачены обширные владения Мексики, в результате чего эта страна потеряла треть своей территории.

Очевидно, что такие военные успехи вселяли в руководство США идеи о богоизбранности и непобедимости. А научно-политические обоснования мессианства начали выходить из-под пера американских теологов, историков и идеологов уже во второй половине XIX века, заложив основы для геополитической исключительности.

Да и под самой стратегической культурой принято понимать «стойкую систему ценностей, общую для лидеров или группы лидеров государства и относящуюся к использованию военной силы».[3] Мы видим, что это не идея о развитии государства и его месте в мире, но четкая установка на конфликт и некие основополагающие идеи, связанные с ним.

Без понимания всех этих принципов сложно будет осознать причины и методы войн, с помощью которых «просвещенный Запад» развязывает конфликты во всех уголках мира. Технологический скачок, каким бы он ни был, не сможет затмить идеологию и те ценностные установки, ради которых политическая элита идет на различные авантюры.

Чтобы разобраться в этой многоуровневой схеме машины войны, давайте начнем с национальных интересов. И, конечно же, в качестве примера возьмем США как самое опытное и могущественное в военном отношении государство. Эта страна использовала в конфликтах все виды оружия, включая ядерное; ее оборонный бюджет является самым большим в мире, хотя при этом из уст ее руководителей постоянно звучат заявления о необходимости установления мира. Возможно, узнав, в чем заключаются национальные интересы этой страны, мы сможем понять и механизмы принятия решений по ведению войны или осуществлению интервенции.

Узел национальных интересов

Пожалуй, нужно начать с того, что две правящие партии в США – республиканцы и демократы – исповедуют различный подход в области международных отношений. Первые являются сторонниками школы реализма, которая утверждает, что у каждой страны есть свои национальные интересы, которые нужно отстаивать и уважать. Интересы государств могут вступать в противоречия, поэтому и возникают конфликты. Следовательно, войны – это естественный и закономерный процесс. Вопрос в том, как далеко можно зайти в отстаивании своих интересов (особенно если это происходит вдали от своих границ) и готово ли правительство жертвовать для этого своими ресурсами и жизнями граждан. Вторые предпочитают либеральную школу международных отношений и считают, что нужно стремиться к достижению всемирного согласия (естественно, по западным лекалам), а несогласных наказывать и перевоспитывать. Следовательно, обе партии не отрицают возможность войны и даже наоборот – считают ее необходимым инструментом международных отношений.

Что касается интересов, то естественно, что у демократов и республиканцев разные точки зрения на этот вопрос, однако он сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Кристофер Пол утверждает, что национальный интерес – это социальная конструкция, а его применение, определяемое той же социальной конструкцией, согласовывается через социальные процессы. Существуют три разные, но взаимосвязанные основные конструкции национальных интересов: общенациональный интерес, национальный интерес президента (рассчитываемый президентом) и национальный интерес для легитимации.

Граждане в целом используют концепцию национального интереса, чтобы оценить, является ли политика «хорошей» для страны в нормативном смысле.

По мнению Александра Джорджа, «концепция национального интереса остается важной для внешней политики, несмотря на ограничения теоретического и научного подхода. Политики используют ее двумя различными способами: во-первых, в качестве критерия для оценки угроз в той или иной ситуации и для определения лучшего варианта действий; во-вторых, в качестве оправдания принятого решения».[4]

Считается, что за последние сто с лишним лет в США несколько раз менялось определение национальных интересов.

До мировых войн внешняя политика США была направлена на улучшение материального благополучия американского народа, а не на реализацию национальных интересов.[5] Она была принципиально изоляционистской в сочетании с политикой интервенционизма в своем регионе (Латинская Америка), с особым акцентом на уменьшение влияния европейских держав в Западном полушарии, и получила известность как Доктрина Монро. Кроме того, как писал известный политолог Сэмюэл Хантингтон, «с самого начала американцы построили свои личные убеждения на отличии от нежелательных «других». Противники Америки всегда определялись как противники свободы».