Новые приключения парижанина - [47]

— Почем ты знаешь? Откуда такая уверенность? Петер Ланц видел лишь потасовку, после которой твой сын исчез…

— Но он уверяет, что собственными глазами видел и то, что лейтенант размозжил Жану голову…

— Ну, так уж сразу и размозжил… Голова-то у парня все же не орех, не так уж это и просто…

— О, этот лейтенант! Фон Штерманн… Попался бы он мне… Негодяй и прощелыга! Переметнулся к бандитам, к работорговцам… Кто знает, быть может, когда-нибудь его и поймают…

— Но ведь тот эльзасец не видел Жана мертвым…

— Ну и что же? Если даже он и выжил, то оказался один-одинешенек в этой проклятой стране. Там он обречен на голодную смерть. Либо его разорвут дикие звери… Нет, нет, старина Фрике, не успокаивай меня! Все кончено.

— Для него не более, чем для моего Тотора… Понимаю, неизвестность страшна и невыносима, но надо держаться. В путешествиях я и сам тысячу раз оказывался в безвыходном положении. И тем не менее находил выход! Случай поможет выбраться из трясины, когда уже вроде бы увяз по самую маковку. На то он и случай! Твой сын Жан — крепкий малый… сильный, боевой. Он что-нибудь придумает.

— Хоть бы только его не убили на месте…

— Э-э! Такого никогда не бывает. Воскресают раза по три… Как мой Тотор! Вот уж кто дешево себя не отдаст!

— Куда лучше было бы видеть его здесь, чем знать, что он там.

— Что ты хочешь? Яблоко от яблони недалеко падает. Бродяжничество у нас в крови. Я бы на четвереньках пополз куда угодно, чтобы посмотреть, как он там.

— Ты? В твои-то годы? Сумасшедший!

— Какие еще годы! Мне всего сорок один, а чувствую я себя моложе лет на пятнадцать. Будь в моем распоряжении десять — двадцать негров или папуасов, я не задумываясь снова пустился бы в путь.

— Ты не можешь бросить жену! — заметил Риммер.

Не успел Фрике ответить, как с улицы донеслись шум и крики. Мальчишки-газетчики зазывали покупателей.

— А-а… — протянул Фрике, — приложение к «Нувелисту»… Опять какие-нибудь глупости, чтобы публику одурачить.

Но Риммер вдруг побледнел, выскочил из-за стола и, будто позабыв о своем приятеле, кинулся к выходу.

Минуту спустя он вернулся с газетой в руке и указал на набранный крупным шрифтом заголовок во всю страницу: «ТРЕВОЖНЫЕ НОВОСТИ С ВЕРХОВЬЕВ УБАНГИ: Султан Си-Норосси поднял знамя восстания. Взятие Лаи».

— Лаи! — Фрике вытащил из кармана карту Центральной Африки. — Но ведь это город или деревня при слиянии рек Логоне и Пеноэ[58]. Это как раз в том самом месте, где должны находиться Тотор и его друг Меринос!

У Виктора Гюйона потемнело в глазах, сердце болезненно сжалось, а в горле застрял ком.

— Читай же! — вскричал Риммер.

Фрике взял себя в руки и с трудом принялся читать:

— «Нам сообщают о новых действиях султана Си-Норосси. Небывалому разорению подвергнуты районы Логоне и Шари. По слухам, истреблено или угнано в рабство более двух десятков негритянских племен. Акции проводились с неслыханной жестокостью, несчастные жертвы подверглись чудовищным мучениям. Говорят, что в распоряжении Си-Норосси более четырех тысяч солдат, вооруженных европейским оружием, и, подняв знамя священной войны, он заявил в распространяемой повсюду декларации, что изгонит руми[59] со всех территорий вплоть до озера Чад. Наконец, по непроверенным слухам, в одном из негритянских селений в плен взяты двое или трое белых. Какую судьбу уготовил им кровожадный султан, неизвестно. Северные районы Французского Конго охвачены волнением. Депеша из Банги подтверждает печальные новости о плененных Си-Норосси белых. Поговаривают о двоих, французе и американце…»

Сдавленное хрипение вырвалось из груди Фрике.

Смертельно побледнев, он упал на стул и попытался сорвать душивший его галстук.

Риммер бросился к другу и крепко обнял:

— Фрике! Старина Фрике! Очнись! Не пугай меня!

Фриц поспешно налил в стакан воды из графина, намочил платок и приложил ко лбу и вискам Фрике.

Тот постепенно приходил в себя. Невидящими глазами уставился он на Риммера, как будто не узнавал его.

Потом взгляд Фрике вновь упал на газетный лист, и только тогда в голове его прояснилось.

— Сын мой! Мой Тотор! — прошептал Фрике и разрыдался.

— Но нет никаких указаний на то, что это именно они.

— Да ладно! Один француз! Один американец! Американец — это Меринос, его закадычный друг!.. Последнее письмо, которое я получил, пришло из Банги. Тотор сообщал, что отправляется в те самые проклятые места.

— Погоди! — произнес Риммер. — Допустим, это они. Но ведь речь шла о том, что их всего лишь взяли в плен.

— Разве эти свирепые работорговцы уважают пленных? Малейший каприз, дикая выходка — и они убьют их. А перед смертью еще наиздеваются вдосталь, ведь известно, что некоторые белые, чтобы спасти свою жизнь, унижаются, молят о пощаде, предают свою расу, точь-в-точь как Иуда предал своего учителя… Но разве мой сын способен на такую низость? Тотор, плоть от плоти моей, кровь от крови, прирожденный парижанин, презирающий сильных мира сего… Он будет горд и смел перед лицом врага, и враг жестоко отомстит…

— Ну почему? Почему? — вскричал Риммер, позабыв о собственном горе. — Сколько раз ты сам выходил сухим из воды? Почему же он, по-твоему, не сумеет выкрутиться? Тысячу раз ты уверял меня, что он так же смел, так же ловок… В Австралии он уже доказал, чего стоит… Ты оскорбляешь сына, не веря в его счастливую звезду.