Новые кошки в доме - [8]

По словам миссис Адамс, когда миссис Бинни в первый раз аккомпанировала хору, мистер Тутинг по окончании отвесил ей поклон и, взяв ее руку за кончики пальцев, будто они танцевали менуэт, представил ее присутствующим, которые, решив, что от них требуются аплодисменты, не поскупились на рукоплескания.

— А потом, — многозначительно добавила миссис Адамс, — он ей руку поцеловал.

Я просто увидела, как мистер Тутинг изобразил в миниатюре дирижера Лондонской филармонии по завершении какого-нибудь концерта для фортепьяно с оркестром.

— А миссис Бинни что? — осведомилась я.

— Покраснела как свекла и все свои зубы показала, — ответила миссис Адамс.

Я без труда представила себе и это. Улыбка миссис Бинни, к счастью редко озарявшая ее лицо, была плодом довольно давнего протезирования, и большинство людей тут же рисовали в своем воображении лошадь, нацеливающуюся кусаться.

Мистер Тутинг, все еще раскланивавшийся с залом, видимо, не заметил этой улыбки. И с этих пор всякий раз после «получаса» он выводил миссис Б. собрать жатву рукоплесканий, провожал до ее места в первом ряду, затем возвращался на эстраду зачитать объявления, после чего помогал ей надеть пальто и провожал до дома, который находился тут же в переулке (по дороге к его собственному дому), освещая путь электрическим фонариком. И конечно, по деревне пошли разговоры.

— Решила его захороводить.

— Спит и видит, как поселится в бунгало.

— В ихнюю брачную ночь раздавит его в лепешку, что твой паровой каток, — с деревенской непосредственностью предположил Фред Ферри, когда, случайно встретившись у почты, мы смотрели, как эта парочка идет по улице.

А шли они по улице вместе — дюжая миссис Бинни и низенький мистер Тутинг, — потому что она из-за занавески высмотрела, как он проходил мимо ее калитки, и успела его перехватить. Миссис Такер, которая живет напротив миссис Бинни и из-за собственной занавески ведет наблюдение за всем, что делается в деревне, сказала, что миссис Бинни никогда его не пропускает.

Поскольку миссис Бинни решила, что интересует его, то явно прилагала все усилия, чтобы ускорить дело. Для каковой цели, потряся деревню до самого основания и с такой же внезапностью, с какой села за рояль, она в один прекрасный день убрала шляпу горшком и бесформенное пальто, которые носила с незапамятных времен, и явилась — сначала на почту, а попозже в тот же день — и в долину, щеголяя летним платьем пикассовской расцветки и прической из фиолетовых кудряшек.

Когда она с некоторой неловкостью спускалась по склону, старик Адамс, беседовавший со мной у калитки, поперхнулся на полуслове и уставился на нее в непритворном изумлении.

— Черт, Мод, — сказал он, — ну, ты прямо гиацинт в ярмарочном пакете. Чего это ты с собой натворила?

Словно не слыша, она с гордостью пригладила кудряшки и осведомилась о моем мнении.

— Я… э… просто вас не узнала, — промямлила я и, видимо, нашла правильные слова, потому что, пока старик Адамс незаметно слинял (несомненно, предупредить своих приятелей на холме, чтобы они были начеку, когда она пойдет назад), миссис Бинни поведала мне, что причесала ее Шерл. Весь вечер ее завивала. И сшила ей платье. С машинкой Шерл хорошо управляется, ну прямо мастерица. Оценив искусство, которое требовалось, чтобы сотворить платье на крупную и угловатую фигуру миссис Б. из любой материи, не говоря уж о подгонке узора из красных, желтых и зеленых треугольников на белом нейлоновом фоне, я искренне подтвердила это мнение.

Шерл, надо объяснить, была девушкой Берта, сына миссис Бинни. Двадцать лет назад она жила бы с родителями в приморском курортном городке неподалеку, где работала парикмахершей, а Берт по вечерам уносился бы туда на мотоцикле, чтобы ухаживать за ней, — и на целый день в воскресенье. Однако в наши дни, когда парочка, едва познакомившись, тут же поселяется под одной крышей, Шерл и Берт обосновались в жилом прицепе на шоссе позади гаража, где Берт работал механиком, и подыскивали себе что-нибудь более перманентное.

Двадцать лет назад миссис Бинни объявила бы, что Берт ей больше не сын, а Шерл объявила бы распутной тварью, если не дщерью Иезавели, но поскольку они лишь подражали тому, что показывали по телеку и что, если верить слухам, творилось в некоторых богатых домах в окрестностях, так что же она, вопрошала миссис Б. соседок не без гордости за своего такого передового Берта, может поделать?

Конечно, меня это не касалось, однако платье, фиолетовая прическа и игра на рояле внушили мне некоторые подозрения о ее намерениях относительно мистера Тутинга. А что, если она кажется себе Сверхсовременной Мод и намерена поселиться в его бунгало, как Шерл поселилась с Бертом позади гаража? И если так, то она же состоит в Материнском союзе, а он — церковный староста, так что скажет наш священник?!

Но пока для меня наступила передышка. Она перестала навещать меня чуть ли не каждый день, чтобы поскорбеть о том, до чего я довела коттедж, или сообщить мне, что Шани — не жилица на этом свете. И Шани как по волшебству начала набираться сил.

У нее все еще случались приступы медвежьей болезни по малейшему поводу, но ветеринар Полины — он жил в двадцати милях от деревни, но зато сам держал сиамских кошек и понимал их — посоветовал подмешивать ей в корм капсулки древесного угля и белой глины. Это купировало медвежью болезнь, и Шани начала набирать вес.