Новое сердце - [14]

Я стал думать, что бы предпочел, будь это моя смерть, о которой объявили, как о поезде, отбывающем со станции. Захотел бы я услышать от тюремщика правду? Или же я счел бы милосердием быть избавленным от знания неизбежного, пусть даже на эти несколько минут перехода?

Ответ для себя я знал.

Я недоумевал, почему при мысли о казни Шэя Борна у меня в горле застрял комок, хотя мы были знакомы всего две недели.

– Мне очень жаль.

– Угу, – откликнулся он, – угу.

– Поли-ция! – выкрикнул Джои, и секунду спустя вошел надзиратель Смайт, а вслед за ним Уитакер.

Они отвели Крэша в камеру с душем. Расследование истории с нашим пьяным водопроводным краном, очевидно, не выявило ничего убедительного, помимо плесени в трубах, и нам вновь выделили время на личную гигиену. Но потом, вместо того чтобы покинуть первый ярус, Смайт потоптался на мостике и остановился перед камерой Шэя.

– Послушай, – начал Смайт, – на прошлой неделе ты мне кое-что сказал.

– Разве?

– Ты сказал, чтобы я заглянул внутрь. – Он помолчал. – Моя дочь была больна. Очень больна. Вчера врачи велели нам с женой попрощаться с ней. Я был вне себя от горя и ужасно разозлился. Вот я и схватил плюшевого мишку, которого мы брали с собой из дому в больницу, и разодрал его. Внутри он оказался набит скорлупками арахиса, а у нас и мысли не было заглянуть туда. – Смайт покачал головой. – Моя крошка не умирает, она даже не болела. Просто это аллергия. Но откуда ты узнал?

– Я не…

– Не важно.

Смайт засунул руку в карман и достал что-то небольшое, завернутое в фольгу. Это оказалось пышное шоколадное пирожное.

– Я принес его из дому. Моя жена их печет. Она хотела тебя угостить.

– Джон, нельзя давать ему контрабанду, – сказал Уитакер, оглядываясь через плечо на пульт управления.

– Это не контрабанда. Просто я… делюсь своим ланчем.

У меня потекли слюнки. В нашем меню шоколадных пирожных с орехами не было. Был только шоколадный кекс – раз в год как часть рождественского набора, в который входил также чулок с конфетами и двумя апельсинами.

Смайт передал пирожное через окошко в двери камеры. Встретившись с Шэем взглядом, он кивнул и ушел вместе с Уитакером.

– Эй, смертник, – позвал Кэллоуэй, – за половину этого дам тебе три сигареты.

– Меняю на целую пачку кофе, – предложил Джои.

– Он не собирается тратить это на тебя, – возразил Кэллоуэй. – Получишь кофе и четыре сигареты.

Тексас и Поджи тоже присоединились. Они меняются с Шэем на CD-плеер. Журнал «Плейбой». Рулон скотча.

– Одна шестнадцатая унции мета, – объявил Кэллоуэй. – Окончательное предложение.

«Братство» наваривало немало денег на обмене метамфетамина в тюрьме штата Нью-Гэмпшир. Видимо, Кэллоуэю сильно приспичило съесть это пирожное, раз он решил пожертвовать собственной заначкой.

Насколько мне было известно, появившись на нашем ярусе, Шэй ни разу не пил кофе. Я понятия не имел, курит ли он и употребляет ли наркотики.

– Нет, – ответил Шэй. – Всем вам говорю: нет.

Прошло несколько минут.

– Господи, я все еще чую его запах! – простонал Кэллоуэй.

Дайте скажу: я не преувеличиваю, когда говорю, что нам пришлось несколько часов кряду вдыхать этот аромат. Он был восхитительный! В три часа ночи, когда я пробудился из-за привычной для меня бессонницы, запах шоколада был настолько сильным, что могло показаться, будто пирожное находится в моей камере, а не у Шэя.

– Почему бы тебе не съесть эту чертову штуку? – пробубнил я.

– Потому что, – ответил Шэй, бодрствующий, как и я, – тогда мне нечего будет предвкушать.

Мэгги

Было много причин, почему я любила Оливера, но первая и главная заключалась в том, что моя мать терпеть его не могла. Каждый раз, приходя ко мне в гости, она говорила об этом.

Он такой грязный. От него одни неприятности. Мэгги, если ты от него избавишься, сможешь найти Кого-то.

Этот Кто-то был врачом вроде того анестезиолога из Медицинского центра Дартмут-Хичкок. Когда нас познакомили, его интересовало, согласна ли я, что закон против закачки детского порно является посягательством на гражданские права. Кто-то был сыном кантора, при этом уже фактически пять лет состоял в моногамных гомосексуальных отношениях, но до сих пор не удосужился сказать об этом родителям. Кто-то был младшим партнером в бухгалтерской фирме, занимавшейся налогами моего отца. На нашем первом и единственном свидании он спросил, всегда ли я была такой большой девочкой.

Оливер, напротив, знал, в чем я нуждаюсь и когда именно. Вот почему стоило мне в то утро встать на напольные весы, как он выскочил из-под кровати, где усердно грыз провод от будильника, и уселся прямо мне на ступни, чтобы я не смогла увидеть показания.

– Эй, отлично придумано, – одобрила я, сходя с весов и стараясь не замечать цифры, мелькнувшие красным цветом, перед тем как исчезнуть.

Наверняка причиной появления там семерки было то, что Оливер сел на весы. Кроме того, задумай я составить официальный протест против этого, то написала бы, что (а) четырнадцатый размер не такой уж большой, (б) четырнадцатый размер в Штатах соответствует шестнадцатому в Лондоне, так что в каком-то смысле я худее, чем была бы, родись я британкой, и (в) вес на самом деле не так уж важен, пока человек здоров.