Новое назначение - [27]

— Надо же, — глубокомысленно изрек я, посматривая то на бумаги, то на Лихоносова. — А вы, оказывается, учились у самого Лаппо-Данилевского? А Гревс еще преподавал или уже нет?

Чекист, имевший представление о профессорах университета, слегка смутил Лихоносова, и он немного сбавил свой менторский тон.

— Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский вел у нас историю восемнадцатого века, а еще спецкурс по эпохе Екатерины второй. А Ивана Михайловича Гревса я не застал. Он уже ушел от нас в Тенишевское училище. А вы тоже заканчивали университет? Странно.

— Что именно я заканчивал, это неважно. Скажите-ка лучше, как вы умудрились не попасть в армию? — поинтересовался я, не обнаружив в документах записи о пребывании Аввакума Исааковича ни в царской, ни в белой армиях. — По возрасту вас уже давно бы должны мобилизовать.

— У меня язва желудка, — мрачно отозвался Лихоносов. — Не могу служить в армии по состоянию здоровья. Если хотите проверить — у меня дома есть «белый билет».

— Ясно.

Не стал ничего говорить, но мой двоюродный дед, любимый дядя отца, до войны работал директором школы. Ему полагалась бронь, но, когда в сорок первом на фронт ушли все его выпускники, пошел в военкомат, сказав: кем же я буду, если мои ученики погибнут, а я останусь? Не знаю, остался ли в живых кто-то из его учеников, но он сам погиб в сорок втором[1].

— Идея об отделении от России когда пришла вам в голову? — поинтересовался я.

— А в каком году Норвегия получила независимость? В пятом? Стало быть, в том самом году и пришла. Поначалу это казалось нелепо, но я поделился идеей с учениками, а те отчего-то загорелись. Знаете, молодое поколение жаждет изменить мир как можно скорее. В имперской России моя идея была невозможна, при Северном правительстве тоже, а вот Советская власть, поддерживающая право наций на самоопределение, к нам бы прислушалась.

— М-да, — пробормотал я, вспомнив слова какого-то поэта. — Ведь идея, брошенная в массы, словно девка, брошенная в полк[2]…

— Не утрируйте. А чем плоха идея создания коммунистического государства? Я покопался в книгах. Вы, я вижу, интересуетесь историей? Тогда вы должны прекрасно понимать, что если есть какая-то концепция, то факты под нее всегда можно подогнать.

Лихоносов опять собирался начать о чем-то вещать, но я остановил его вопросом:

— С какого времени вы жили за счет своих учеников? Членские взносы в двадцать процентов вы тратили на себя?

Лихоносов пожал плечами. Потом сказал:

— Должен же я на что-то жить? В армию меня не взяли, со службой не заладилось. Гимназию преобразовали в единую трудовую школу, после прихода англичан ее восстановили, но я уже не видел смысла работать. К чему сейчас история, да древнегреческий язык, если такое творится? Сократ, Платон… Да кому они нужны?

Кажется, все ясно. Авторитетный учитель сумел создать организацию, объединенную привлекательной идеей — построение Города-солнца, вовлек в нее собственных учеников, готовых по его приказанию пойти хоть на убийство, а хоть и на смерть. Но что-то мне в этом во всем не нравилось. Лихоносов человек неглупый, начитанный. В его голову пришла нелепая идея, ученики поддержали. Верю. Но этот человек не выглядит достаточно авторитетным или, как сейчас бы сказали — харизматичным, чтобы стать Учителем с большой буквы. Его ученики, успевшие понюхать пороха, пережить интервенцию, за таким не пойдут.

— Кто стал инициатором покушения на меня? — поинтересовался я.

— Я уже все сказал, — кивнул Лихоносов на протокол допроса.

— А вы уж, будьте добры, еще разок повторите, — проникновенно попросил я. — Язык у вас не отсохнет, а я хочу все услышать собственными ушами.

— Хорошо, — вздохнул бывший преподаватель гимназии. — Решение принимал Совет АПА — Филимонов Егор, Кондрашов Иван, Кирейчук Станислав. Кирейчук, как мне сказал ваш коллега, убит лично вами, остальные в камерах.

Я мысленно выругал товарища Ларькова. Ни в коем случае нельзя рассказывать о таких вещах подследственным. Ведь чем удобен покойник? А тем, что на него всегда все можно свалить.

— А вы, стало быть, были не в курсе? — спросил я с легкой иронией.

— Нет, почему же, я как раз в курсе, — не стал изворачиваться Лихоносов. — Хорош бы я был руководитель организации, если бы не находился в курсе событий. Просто члены Совета решали — кого из руководства Архангельска и губернии следует устранить, чтобы развязался большой террор, и я предложил вашу кандидатуру. Убийство руководителя ЧК подхлестнет и наше руководство, и московское к очень серьезным мерам. К тому же, товарищ Аксенов, вы очень популярная фигура в нашем городе. У вас репутация честного и порядочного человека, вы не прослыли палачом, в отличие от ваших коллег в иных городах. К тому же, на ваш авторитет работает и пребывание на Мудьюге — у нас, знаете ли, любят страдальцев. Было еще одно обстоятельство. Наши люди в Архангельской ЧК говорили, что вы задерживаетесь допоздна, но определенного графика нет, и вы не пользуетесь охраной. Стало быть, дело за малым. Надо только немного набраться терпения, и выследить вас.

Нет, пожалуй, все-таки Лихоносов. Просто, его идеи совпали с романтическими представлениями молодежи.