Новгородский толмач - [21]
Солнечный холодный день. Смолкает гул колоколов. После торжественного молебна из Святой Софии выходит процессия священников, дьяконов, монахов.
На площади — море голов. Поднятые, ждущие лица.
На помосте — трое в рясах: Варсонофий — бывший духовник покойного архиепископа Ионы; Пимен — его казначей («ключник»); Феофил — домоправитель («ризничий»).
Под напряженным тысячеглазым оком пятилетнему сыну посадника Борецкого подносят перевернутую бобровую шапку. В ней — три свернутые бересты с именами. Мальчик запускает в шапку свою безгрешную ручонку и извлекает коричневую трубочку. Отдает ее отцу. Тот разворачивает ее, читает. Молчание. Лицо посадника непроницаемо. Он поднимает развернутую бересту над головой и оглашает имя:
— Феофил!
Приветственные крики, звон колоколов, пение.
Избранник кланяется народу, кланяется духовенству, кланяется собору.
Марфа Борецкая глядит прямо перед собой — губы сжаты, брови нахмурены, птичья рука сжимает ворот шубы у горла.
Пир для литовцев в доме Борецких.
Я приглашен переводить. Литовцы все говорят по-русски, но среди них посланник патриарха Дионисия из Константинополя, епископ Пафнутий. Он знает только греческий и латынь. Я при нем, за литовским столом. Перевожу его слова для остальных на русский, делая вид, что литовского не знаю. Кубок с медом епископ подносит к губам, как святое причастие. Русские напитки ему весьма по душе. Особенно мед малиновый и вишневый. Просит меня достать для него рецепт.
После пира я снова в кабинете Марфы Борецкой. Востроглазая посадница заметила, что за столом я стеснялся есть, велит принести мне ужин. Управившись с гусиной ногой и гречневой кашей, я пересказываю ей, о чем гости толковали между собой по-литовски.
О том, что их король, Казимир Четвертый, поступил дальновидно, не придя этим летом на помощь татарам против Москвы. Что Москва, прогнав татар от Оки, чувствует себя уверенно. И это от страха перед усилением Москвы Новгород стал искать союза с Литвой. Но и с новгородцами, скорее всего, король будет действовать в своей обычной манере: все обещать и ничего не делать, выжидая, чтобы соседи ослабили сами себя раздорами и войнами.
Еще они говорили о том, что Новгород, конечно, богат, но разучился ценить воинскую доблесть. Что если уж смелому человеку искать военной службы, то лучше ехать к князю Московскому. Похоже, он умеет ценить храбрецов и награждает их щедро. А новгородцы-де уже привыкли от врагов не отбиваться, а откупаться. Потому что больше всего боятся, чтобы какой-нибудь сильный военачальник не укрепился у них со своей дружиной навсегда и не покончил с их вольницей.
А после пятого-шестого кубка начали хвастать, что сейчас их королевство простирается от Балтийского моря до Черного, а в будущем сыновья Казимира, рожденные ему женой из рода Габсбургов, будут иметь права на троны Венгрии и Богемии. И если удастся и Новгород сделать литовской провинцией, то добавится еще и вся земля от Ладоги до Урала, от Ильменя до Белого моря. И станет их государство размером с Древнюю Римскую империю.
Тут Марфа Борецкая перестала расхаживать взад-вперед по шкуре белого медведя и спросила, участвовал ли князь Олелькович в этом хвастовстве.
— Он же и начал, — отвечал я. — И первый поднял тост за Великое княжество литовское, омываемое тремя морями.
Она только кивнула и ничего не сказала.
Алольцева вызывали в дом Борецких. Вернулся встревоженный. Его расспрашивали о настроениях во Пскове. Если разгорится война у Новгорода с Москвой — на чьей стороне будут псковичи?
Алольцев сознался, что Псков страшится союза Новгорода с Литвой. Если это произойдет, он окажется зажат между новоявленными союзниками, как между двумя челюстями. А с северо-запада — вечно враждебная Ливония и Тевтонский орден. У Пскова нет иного выхода, как взять сторону Москвы.
Тогда Марфа Борецкая стала расспрашивать о делах церковных. Ведь в прошлом году псковичи пытались избавиться от опеки новгородского архиепископа, но покойный Иона не допустил этого. Новый архиепископ Феофил тоже будет во всем придерживаться старины. Но вот если бы на пост владыки удалось провести другого кандидата — ключника Пимена, — все могло бы пойти по-другому. Он всей душой на стороне литовской партии и согласен получить благословение от киевского митрополита Григория, а не от московского Филиппа. И по отношению к Пскову он будет гораздо уступчивей. Разве это не подтолкнет псковичей поддержать литовскую партию? А то, что эта партия никогда не отдаст Литве новгородскую вольность, в том Псков может быть уверен. Мы, сказали Борецкие, хотим союза с Казимиром только потому, что он дальше от нас, чем Москва, и воцариться над нами никак не сможет. Новгород и Псков как были испокон века в дружбе, так и останутся.
Алольцев обещал поговорить обо всем этом со своими земляками, разузнать их мысли. Но мне сознался, что Пскову все больше и больше нужен мощный союзник для борьбы с Тевтонским орденом. На Новгород в этом плане надеяться нельзя, потому что у них нет постоянного войска, которое можно быстро послать на помощь. А у Москвы есть. И она уже несколько раз посылала войска в помощь псковичам. Сам Алольцев готовится к отъезду из растревоженного города, зовет меня с собой. А я не могу ему сознаться, что чем сильнее волнения в городе, тем громче голос долга велит мне оставаться здесь, чтобы доносить Вам о всех важных переменах. Ссылаюсь на дела в переписочной мастерской.
Опубликовано в журнале "Звезда" № 7, 1997. Страницы этого номера «Звезды» отданы материалам по культуре и общественной жизни страны в 1960-е годы. Игорь Маркович Ефимов (род. в 1937 г. в Москве) — прозаик, публицист, философ, автор многих книг прозы, философских, исторических работ; лауреат премии журнала «Звезда» за 1996 г. — роман «Не мир, но меч». Живет в США.
Когда государство направляет всю свою мощь на уничтожение лояльных подданных — кого, в первую очередь, избирает оно в качестве жертв? История расскажет нам, что Сулла уничтожал политических противников, Нерон бросал зверям христиан, инквизиция сжигала ведьм и еретиков, якобинцы гильотинировали аристократов, турки рубили армян, нацисты гнали в газовые камеры евреев. Игорь Ефимов, внимательно исследовав эти исторические катаклизмы и сосредоточив особое внимание на массовом терроре в сталинской России, маоистском Китае, коммунистической Камбодже, приходит к выводу, что во всех этих катастрофах мы имеем дело с извержением на поверхность вечно тлеющей, иррациональной ненависти менее одаренного к более одаренному.
Приключенческая повесть о школьниках, оказавшихся в пургу в «Карточном домике» — специальной лаборатории в тот момент, когда проводящийся эксперимент вышел из-под контроля.О смелости, о высоком долге, о дружбе и помощи людей друг другу говорится в книге.
Умение Игоря Ефимова сплетать лиризм и философичность повествования с напряженным сюжетом (читатели помнят такие его книги, как «Седьмая жена», «Суд да дело», «Новгородский толмач», «Пелагий Британец», «Архивы Страшного суда») проявилось в романе «Неверная» с новой силой.Героиня этого романа с юных лет не способна сохранять верность в любви. Когда очередная влюбленность втягивает ее в неразрешимую драму, только преданно любящий друг находит способ спасти героиню от смертельной опасности.
Писатель-эмигрант Игорь Ефремов предлагает свою версию убийства президента Кеннеди.
Сергей Довлатов как зеркало Александра Гениса. Опубликовано в журнале «Звезда» 2000, № 1. Сергей Довлатов как зеркало российского абсурда. Опубликовано в журнале «Дружба Народов» 2000, № 2.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Милан Кундера принадлежит к числу самых популярных писателей современности. Его книги «Невыносимая легкость бытия» и «Бессмертие» буквально заворожили читателей изысканностью стиля, умелым построением сюжета, накалом чувств у героев. Каждое новое произведение писателя пополняет ряд бестселлеров интеллектуальной прозы. «Вальс на прощание» — один из самых любимых его романов.
В компьютер Папы Римского проникает хакер и оставляет сообщение о церкви, которая «убивает, дабы защитить себя». Ватикан отряжает в Севилью эмиссара Лорепсо Куарта — установить личность автора послания и разобраться в ситуации. Отец Куарт погружается в хитросплетения церковной политики и большого бизнеса, вынужден решать тяжелые нравственные дилеммы, распутывать детективную интригу и противостоять соблазну…
Первый роман «Дептфордской трилогии» выдающегося канадского писателя и драматурга Робертсона Дэвиса. На протяжении шестидесяти лет прослеживается судьба трех выходцев из крошечного канадского городка Дептфорд: один становится миллионером и политиком, другой — всемирно известным фокусником, третий (рассказчик) — педагогом и агиографом, для которого психологическая и метафорическая истинность ничуть не менее важна, чем объективная, а то и более.
«Мост» — третий и, по мнению многих, наиболее удачный роман автора скандальной «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Налицо три плана повествования: потерявший память человек на исполинском мосту, подменяющем целый мир; уморительно коснозычный варвар, его верный меч и колдун-талисман в сказочной стране; инженер-энергетик в Эдинбурге и его бурная личная жизнь. Что между ними общего? Кто кому снится? И кто — один-единственный — в итоге проснется?