Новейшая история стран Азии и Африки. XX век. 1900–1945. Часть 1 - [18]

Особенности социального обновления на Востоке

Вместе с тем социальное обновление находило на Востоке оригинальные пути. Ввиду слабости и несамостоятельности (а иногда – просто малочисленности и маловлиятельности) национальной буржуазии руководство некоторыми ее функциями брали на себя представители и даже целые группы иных социальных сил. В частности, почти все национально-освободительные движения, восстания и выступления, объективно прокладывавшие дорогу буржуазному развитию на Востоке 20—30-х г., возглавлялись, как правило, выходцами из феодальной или патриархально-крестьянской среды, феодальной интеллигенции и духовенства, реже – из офицерства или обуржуазившихся помещиков. Это было типичным проявлением переходного характера восточного общества колониальной эпохи, все элементы которого находились в постоянном изменении и движении, нередко меняя свою социальную ориентацию.

В большинстве стран Востока в начале XX в. доминировали социальные слои и классы-сословия докапиталистического (а кое-где и дофеодального) типа. Крупные феодалы, сдававшие землю крестьянам в кабальную аренду, были еще сильны и занимали самую верхушку социальной пирамиды. Всего в руках феодалов находилось от 60 % до 90 % всех пахотных земель (до 70 % в Бирме, до 80 % в Индии, до 90 % в Ираке). Некоторые из них владели сотнями и тысячами гектаров. Но более многочисленны были средние и мелкие помещики, скорее, полуфеодального типа, которые наряду с использованием допотопных методов феодальной эксплуатации применяли также (или начинали это делать) капиталистические методы хозяйствован и я, нанимали рабочую силу и закупали новую технику. Однако преобладал среди землевладельцев любого уровня помещик-абсентеист, обычно проживавший в городе и не занимавшийся хозяйством. Нередко такие абсентеисты даже не принадлежали к родовитой знати, а представляли собой чиновников, офицеров, городское купечество. Они, как и наиболее зажиточные крестьяне, не гнушались прибегать к самым жестким способам феодальной эксплуатации, при которых непосредственному производителю доставалось от 1/5 до 1/10 выращенного им урожая. Социальный антагонизм при этом особенно усугублялся, если помещик принадлежал к другому этносу, конфессии (например, на Ближнем Востоке) или касте (особенно в странах Индостана), нежели угнетаемый им крестьянин.

В то же время реальные социальные противоречия нередко вуалировались принадлежностью помещиков, крестьян-арендаторов и даже батраков к одной общине или касте, к одному племени или клану. В этих случаях коллективная этноконфессиональная и иная патриархально-общинная психология часто доминировала и обычно усложняла и деформировала направление социальных интересов. В условиях господства в деревне и частично в городе многообразного комплекса добуржуазных социальных связей (вплоть до связей патрон – клиент и господин – вольноотпущенник) развитие капитализма обычно носило ограниченный, анклавный характер, не захватывало всего социального пространства той или иной страны.

Восточная деревня в первой половине XX в.

Подавляющее большинство населения Востока (до 70–80 %) вплоть до середины XX в. составляло крестьянство. Однако оно не было единым и фактически распадалось на множество социальных групп и категорий. Формально большинство крестьян входило в сельские общины, сохранявшие во многих случаях не только социоисторическое, но и хозяйственное значение (особенно в районах преобладания натурально-патриархального хозяйства в Юго-Восточной, Южной и Юго-Западной Азии). Вне общин обычно оказывались либо полностью деклассированные люмпены, либо традиционно отвергаемые представители низших каст и «неприкасаемых» (в странах Индостана). Обычно же связи с общиной (как кровно-родственной, так и соседской) сохраняли даже ушедшие в город мигранты, количество которых постоянно возрастало, а с деревней – слабели. Впрочем, в городах (а еще чаще – за границей, куда устремились с начала XX в. многие жители Востока) мигранты из одних и тех же мест обычно воспроизводили свою общину в виде землячеств, совместных предприятий, рабочих ассоциаций и т. п. Нередко городские предприниматели старались нанимать работников из числа своих земляков, соплеменников или родственников, а часть прибылей переводили на финансирование нужд своей деревни или общины. Это обеспечивало им поддержку общины в тяжелые времена кризиса, конкуренции или преследований. Крестьянские движения, восстания и бунты были характерны для всей первой трети XX в. Но они, как правило, были не столько специфически крестьянскими, сколько выступлениями этноконфессионального и политического характера, опиравшимися на крестьянство (при учете ряда его требований), но руководствовавшимися иными целями и при господстве иных сил. Таковы были национально-освободительные восстания 1918–1927 гг. на Ближнем Востоке, в основном проходившие под руководством выходцев из феодальной среды, направленные против иностранного господства и опиравшиеся на внутриплеменную солидарность или солидарность конфессиональную (друзов в Сирии, сенуситов Ливии, шиитов Ирака). Крестьяне были основной базой антиимпериалистических движений от Китая до Турции, но самостоятельной роли в них не играли, выступая в качестве участников общенационального блока во главе с буржуазными и даже феодальными (в Иране и Юго-Восточной Азии) элементами.