Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал - [76]

Запуск собственного производства в России казался Тинькову авантюрой, пока Сабадаш не свозил его в Красное Село на собственный водочный завод. Увиденное заставило Тинькова пересмотреть планы — он собирался закрыть все бизнесы в России и с концами переехать в США. «Побывав на заводе по производству водки у Сабадаша и поняв, сколько он зарабатывает, я понял — пора!» — пишет Тиньков в своей автобиографии.

Сабадаш обещал Тинькову профинансировать покупку пивзавода под выпуск «Нашего пива» и помощь с дистрибуцией. Тинькову идея понравилась, и он даже сел писать бизнес-план новой пивоваренной компании. Но в итоге решил идти в этот бизнес самостоятельно, начав с небольшого ресторана-пивоварни, и, лишь раскрутив бренд, затем вложиться в крупное производство. На такое у Тинькова хватало собственных денег, полученных от продажи «Техношока». И хотя совместный проект с Сабадашем так и не состоялся, Тиньков с благодарностью вспоминает его совет вложиться в производственный сектор.

«При всем том, что о нем [Сабадаше] пишут в прессе, — мол, рейдер, плохой человек, — он очень умный и интуитивный бизнесмен, — пишет Тиньков в своей книге. — У него звериное чутье». По словам Тинькова, Сабадаш уже тогда, по сути, контролировал большую часть алкогольного рынка северо-запада России.

Однако титул «водочного короля» Петербурга Сабадаш получил лишь через год, после захвата крупнейшего водочного предприятия Питера — завода «ЛИВИЗ» на Синопской набережной.

Альянс водочного короля

До революции набережная Невы от Александро-Невской лавры до Смольного собора была хоть и окраиной блестящей имперской столицы, но, по воспоминаниям современников, местом весьма оживленным. Здесь находились Петербургский речной порт, в состав которого входили промышленные предприятия, склады и хлебная пристань. В конце XIX века набережная получила официальное название Калашниковской из-за располагавшегося здесь с 1875 года крупного Калашниковского пивзавода.

В 1897-м на прилегающей к пивзаводу территории был открыт «Казенный винный склад» — так тогда называли ликеро-водочные заводы. Как и московский «Кристалл», петербургский завод на набережной получил статус «поставщика императорского двора». В годы советской власти набережную переименовали в Синопскую в честь столетней годовщины Синопского сражения с турками на Черном море. Советский период завода, получившего название «ЛИВИЗ» (в период всеобщего помешательства на аббревиатурах этим словом обозначали «ликеро-водочные изделия»), практически ничем не отличается от «кристалловского»: крупный завод, стандартный набор торговых марок, огромный коллектив, трудовые династии.

После приватизации государственный «ЛИВИЗ» был преобразован в товарищество с ограниченной ответственностью (ТОО) — все 450 сотрудников завода стали его акционерами, получив паи. Владение заводом не сделало рабочих богаче. В 1997 году на заводе начались задержки зарплаты. Возмущенные сотрудники сформировали инициативную группу, которая конфликтовала с директором «ЛИВИЗ» Владимиром Шаршовым, требуя погасить долги.

И в этот момент в цехах материализовался Сабадаш. В демократичном поло и джинсах, он говорил на понятном рабочим языке и обещал им всяческую поддержку. Руководители стачкома были очарованы появившимся ниоткуда спасителем и сами не заметили, как Сабадаш сначала взял под контроль операционную деятельность предприятия, а затем получил и контрольный пакет, скупив рабочие паи. Глава стачкома Михаил Барышев, оставшийся в итоге ни с чем, еще десять лет в судах пытался доказать, что он и его товарищи стали жертвами обмана. Но безрезультатно.

«ЛИВИЗ» стал центральным элементом не лишенной элегантности схемы, придуманной и реализованной Сабадашем. Как и другие схемы, о которых я рассказываю в этой книге, она была создана для ухода от уплаты налогов, формирующих значительную долю в себестоимости водочной бутылки.

Выглядело это так. Параллельно с обработкой ливизовских рабочих Сабадаш зарегистрировал компании по производству водки в подмосковном Краснознаменске и столице Калмыкии Элисте. До сих пор до конца неясно, насколько реальными были эти производственные единицы, но смысл был в другом. Оба города — и Краснознаменск, и Элиста — являлись внутренними российскими офшорами. Предприятия, зарегистрированные в этих городах, освобождались от уплаты значительной части налогов. Водочные налоги, например, снижались на 85 %. Это объяснялось тем, что Краснознаменск был закрытым военным городом (ЗАТО) и правительство таким образом хотело поддержать предприятия оборонки, влачившие жалкое существование и вынужденные переходить на выпуск товаров народного потребления в отсутствие гособоронзаказов. А Калмыкия в принципе была (и остается) беднейшим субъектом Российской Федерации, и руководители республики прозрачно намекали Москве, что без подобных послаблений им просто не выжить.

Разумеется, зарегистрироваться в этих внутренних офшорах мог далеко не всякий. Но к сильным качествам Александра Сабадаша как раз относилось выстраивание отношений с нужными людьми и их дальнейшее использование в своих целях. Эксцентричный президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов оказался в числе таких людей. СМИ писали о том, что Сабадаш выступал спонсором предвыборной кампании Илюмжинова и после победы получил возможность рекомендовать собственных кандидатов в правительство степной республики. На фоне этого регистрация водочного завода в калмыцком офшоре — сущая мелочь, отказать в которой Илюмжинов не мог. Позднее Сабадаш не раз будет проделывать подобные трюки, инвестируя в победы своих кандидатов на выборах в Ленинградской области и Ненецком автономном округе и получая взамен льготы для бизнеса и пост сенатора в Совете Федерации.