Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал - [25]

Шрифт
Интервал

В конце 1996 года на одной из светских тусовок Довгань повстречал молодого банкира Германа Лиллевяли. У 33-летнего Лиллевяли был собственный банк «Актив» — небольшой, но с роскошным офисом на Котельнической набережной. Спустя две недели после знакомства Довгань и Лиллевяли учредили совместную компанию ООО «Довгань», в которой каждому из партнеров досталось по 50 %. Для Владимира Довганя это было настоящей находкой. Все операционное управление он смог сбросить на партнера, занявшись тем, что ему нравилось больше всего, — продвижением именного бренда. Лиллевяли, впрочем, такое разделение труда вполне устраивало, и банкир стал работать над расширением бизнеса. Всю Москву заполнили рекламные объявления, предлагавшие молодым и активным попробовать свои силы в компании — лидере российского рынка «Довгань».

Одно из таких объявлений и увидел 37-летний отставной военный Вадим Дробиз, который в тот год решил кардинально изменить свою жизнь. «Я позвонил, договорился о встрече, прошел два собеседования, и наконец меня пригласили на „решающий тур“ в офис на Котельнической к самому Герману Лиллевяли. При этом собеседование было назначено на одиннадцать часов вечера», — вспоминает Дробиз. Помимо него в большой комнате встречи с президентом компании ожидали еще с десяток молодых людей, лет двадцати шести — двадцати восьми. «Пока ждали вызова, разговорились. Все после престижных вузов — МГУ, МГИМО, некоторые учились за границей. Я подумал, что мне ничего тут не светит». Однако отставной военный чем-то приглянулся банкиру, и Лиллевяли назначил Дробиза главой торгового представительства в Санкт-Петербурге с зарплатой в полторы тысячи долларов, съемным жильем и служебным автомобилем — шикарные условия для 1996 года. «В компании было правило, которое касалось всех сотрудников вне зависимости от позиции, — вспоминает Дробиз. — Каждый месяц зарплата увеличивалась на сто долларов. Терять такую работу никто не хотел».

Как вспоминают другие сотрудники компании[20], Довгань редко появлялся в офисе — чаще его можно было увидеть на экране телевизора. Тем более что в апреле 1997 года он запустил на второй кнопке программу «Довгань-шоу». Шоу представляло собой игру, в которой участник должен был последовательно проходить лабиринт, выполняя задания и находя ключи, которые вели его в следующую комнату для испытаний. Телекритики находили в программе сходство с французским шоу «Форт Боярд». Еще одной фишкой «Довгань-шоу» было то, что и телезрители могли выигрывать призы. В каждой из девяти частей лабиринта игрок находил цифру «Довгань-кода». Из них в конце программы составлялся девятизначный код, который мог совпасть с индивидуальным номером с водочного стикера и принести зрителю выигрыш.

Для сотрудников своей компании Владимир Довгань был тем, кого теперь стало модно называть «мотивационными спикерами», или ораторами-вдохновителями. «Через десять лет мы будем самой крупной компанией в мире, а трое из этой комнаты войдут в число десяти лучших менеджеров мира, — говорил он на летучках для молодых менеджеров. — Первые два года мы будем работать в России, а потом выйдем в Европу».

Тем временем компания действительно росла. Широкая известность позволяла Довганю воплотить свою юношескую мечту: он действительно стал продавать предприятиям право на использование своей фамилии и лица (в конце 1996 года он заменил «прадедушку-купца» на этикетке собственным изображением). К середине 1997 года под брендом «Довгань» выпускалось более 200 наименований самой разной продукции: кетчуп, майонез, сигареты, квас — все что угодно.

Крах «Довганя»

«Ничто не предвещало конца, — вспоминает Вадим Дробиз. — Дела шли отлично, бренд был на пике популярности». Однако между партнерами уже пробежала черная кошка. Началось все с того, что внутри центрального офиса сложились две враждующие группировки: «молодые москвичи», набранные Лиллевяли, и «старые тольяттинцы» Довганя. Прошедшим еще школу «Доки» тольяттинцам не нравилась дерзость столичных юнцов, а тех, в свою очередь, раздражали зарплаты старой гвардии: они были на порядок выше. Довгань все реже появлялся в офисе, занятый новыми проектами. Например, он открыл издательство «Довгань», в котором в 1997 году выпустил свою первую автобиографию «Как стать Довганем». Там также издавался глянцевый журнал «Довгань», который «Коммерсант» иронично сравнивал[21] с журналом «Корея», отмечая, что по числу фотографий и здравиц в журнале имени себя Довгань превзошел лидера Северной Кореи Ким Ир Сена.

И все же разрыв, случившийся в самом конце 1997 года, был неожиданным для всех. В какой-то момент приехавший в офис на Котельнической набережной Довгань объявил сотрудникам о том, что водочный бизнес отделяется от общего, и предложил им перейти на его сторону. Было «неприятно и удивительно», вспоминает о той встрече Вадим Дробиз. К удивлению Довганя, на его призыв почти никто не откликнулся. Несмотря на то что он был выдающимся мотиватором, менеджеры привыкли работать под руководством Лиллевяли и именно его воспринимали как босса. В феврале 1998 года выяснились и причины разрыва: у компании «Довгань» обнаружился кассовый разрыв


Рекомендуем почитать
Сибирь. Эпопея века \\ Сибирский вызов

Сансоне, Вито. «СИБИРЬ. ЭПОПЕЯ ВЕКА» На основе богатого фактического материала и личных впечатлений от поездок по Сибири автор развертывает в книге широкую панораму сегодняшней жизни народов этого края, рассказывает о грандиозных планах его преобразования. Впечатляющие картины индустриального развития советской Сибири перемежаются с раздумьями о различных сторонах «сибирского чуда», бытовыми зарисовками и историческими отступлениями. Писатель показывает энтузиазм советских людей, романтику освоения далеких и суровых районов, объективно говорит о реальных проблемах и огромных трудностях, стоящих на пути первопроходцев. Леон, Макс.


101 разговор с Игорем Паниным

В книгу поэта, критика и журналиста Игоря Панина вошли интервью, публиковавшиеся со второй половины нулевых в «Независимой газете», «Аргументах неделi», «Литературной газете», «Литературной России» и других изданиях. Это беседы Панина с видными прозаиками, поэтами, критиками, издателями, главредами журналов и газет. Среди его собеседников люди самых разных взглядов, литературных течений и возрастных групп: Захар Прилепин и Виктор Ерофеев, Сергей Шаргунов и Александр Кабаков, Дмитрий Глуховский и Александр Проханов, Андрей Битов и Валентин Распутин, Эдуард Лимонов и Юрий Бондарев. Помимо этого в книге встречаются и политики (вице-премьер Дмитрий Рогозин), видные деятели кино (Виктор Мережко), телевидения (Олег Попцов)


Политэкономия фэнтези

Немного магии и много классической (и не очень) политэкономии.


Воздушные змеи

Воздушные змеи были изобретены в Поднебесной более двух тысяч лет назад, и с тех пор стали неотъемлемой частью китайской культуры. Секреты их создания передаются из поколения в поколение, а разнообразие видов, форм, художественных образов и символов, стоящих за каждым змеем, поражает воображение. Книга Жэнь Сяошу познакомит вас с историей развития этого самобытного искусства, его региональными особенностями и наиболее интересными произведениями разных школ, а также расскажет о технологии изготовления традиционных китайских воздушных змеев. Для широкого круга читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Афера COVID-19

«Доктор, когда закончится эпидемия коронавируса? — Не знаю, я не интересуюсь политикой». Этот анекдот Юрий Мухин поставил эпиграфом к своей книге. В ней рассказывается о «страшном вирусе» COVID-19, карантине, действиях властей во время «эпидемии». Что на самом деле происходит в мире? Почему коронавирус, менее опасный, чем сезонный грипп, объявлен главной угрозой для человечества? Отчего принимаются беспрецедентные, нарушающие законы меры для борьбы с COVID-19? Наконец, почему сами люди покорно соглашаются на неслыханное ущемление их прав? В книге Ю.


Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР.