Новенький - [31]
Сиси просила так убедительно, что родители согласились оставить ее в семье друзей в Нью-Йорке до конца учебного года, а сами переехали в Вашингтон. Осей хотел рассказать родителям все, что узнал о ее планах, но решил сначала поговорить с ней. Однажды вечером, перед самым отъездом, он пришел в ее комнату, сел на краешек кровати и смотрел, как Сиси за туалетным столиком повязывает на голову шарф и смазывает лицо и руки кокосовым маслом. Он пришел с намерением уговорить ее все же перебраться в Вашингтон. «Ты и там найдешь себе друзей среди людей, которые носят африканские имена и африканскую одежду и рассуждают об освобождении чернокожих», – собирался он сказать ей. Про себя же он думал: «Не оставляй меня одного с родителями. А если мне с кем-нибудь потребуется поговорить? Неужели я значу для тебя меньше, чем пан-африканизм или «Власть черным»?» Он уже совсем был готов заговорить – даже рот открыл, – но Сиси вдруг взглянула на него и сказала: «Ты чего, малыш? Пришел за игрушкой, что ли? Можешь забирать хоть все», – она махнула рукой в сторону полки, битком набитой куклами и настольными играми.
«Нет, ничего», – пробормотал он и вышел, не обращая внимания на ее оклик: «Погоди, Осей. В чем дело-то?» Когда дверь ее спальни захлопнулась, он крикнул: «Пошла ты» – и включил радио. Легче было разозлиться на нее из-за этого ее высокомерия, чем признаться ей в своих подлинных мыслях. Теперь он жалел, что не открыл дверь и ничего не сказал родителям о том, что она задумала.
В Колумбии он жутко скучал по ней, хоть она и заделалась такой революционеркой в последнее время, и теперь, когда она превратилась в невидимую точку на другом конце телефонного провода, его тоска стала особенно острой. Накануне вечером, перед его первым днем в новой школе, они поговорили по телефону, но она не сказала ничего вразумительного и снова назвала его «малыш». «Я вырасту, буду еще повыше тебя», – прервал он ее. Она проигнорировала его слова и стала задавать дурацкие вопросы про новую квартиру. Он обратил внимание на то, что она не поинтересовалась своей спальней. Можно не сомневаться, что больше он не сможет обсуждать с ней свою жизнь в новой школе – все, что другие ребята сделали и сказали, эти каждодневные мелочи, которые постоянно напоминают ему, что он не такой, как все, и складываются в растущее чувство отчуждения.
Осей резко прервал разговор, буркнув: «Черное прекрасно, или как ты там говоришь», и специально сделал ударение на другом слове, чем она. В ответ на ее возглас швырнул трубку.
Было ли черное прекрасно? Он вообще не хотел задумываться над такими вопросами. Он просто хотел играть в мяч, смеяться над Джо Наматом, касаться волос Ди и вдыхать исходящий от них запах шампуня «Хербал Эссенс».
На выходе из столовой Осея догнал Иэн, и Осей даже обрадовался ему, потому что всегда проще выходить во двор с кем-то, чем одному, – даже если это такой человек, как Иэн. Оу готов был простить Иэну его замечание, что чернокожие хорошие спортсмены, ведь ему доводилось слышать кое-что и похуже. Однако Осей не был уверен, простил ли Иэн ему то, что он предпочел сесть с Каспером.
Судя по всему, простил.
– Привет, – только и сказал он.
– Привет, – ответил Осей настороженно.
Они втроем вышли во двор, мальчик по имени Род увязался за ними, Иэн не отогнал его. Четвероклашки играли в кикбол. Несколько пятиклассников развлекались армрестлингом на пиратском корабле. Девочки играли в классики и прыгали через скакалку. Бланка повисла на Каспере, который благородно терпел это. Куда бы Осей ни пошел с Иэном, везде ребята при его приближении опускали глаза, никто не хотел встречаться с Иэном взглядом, как с псом, поведение которого невозможно предсказать, – может, мирно пройдет мимо, а может, с той же вероятностью вцепится в глотку. Некоторые делали Осею непонятые знаки лицом. Прогуливаться по двору с Иэном – все равно что стать членом банды, в которую Оу вовсе не хотел вступать. Он ломал голову, как же ему отделаться от Иэна, не обидев его.
Они остановились у пиратского корабля понаблюдать за соревнованием по армрестлингу. Один соперник был явно сильнее, но другой держал руку под необычным углом и успешно использовал принцип рычага, поэтому оба замерли в позиции, руки дрожали от напряжения.
Иэн молча осматривался, его взгляд рассеянно бродил по двору.
– Хм. Не нравится мне это, – пробормотал он.
– Ты о чем?
– Ни о чем. – Иэн пожал плечами. – Ну, не знаю. Ни о чем, в общем.
Иэн не походил на человека, который не знает, о чем он. Осей продолжал настаивать:
– Ты сказал, тебе что-то не нравится. Что именно?
Иэн обратил тусклые глаза на Осея:
– Кажется, я видел кое-что. Хотя, может, померещилось.
– Что ты видел?
Иэн не отводил глаз, отчего Осей почувствовал себя неуютно.
– Уговорил, братишка. Посмотри вон туда, где прыгают через скакалку.
Ты мне не братишка, – подумал Оу. Он терпеть не мог, когда белые употребляли это слово, подражая некоей залихватской манере черных, не будучи при этом в их шкуре и ничем не рискуя. Все-таки он посмотрел в другой конец двора. Там две тройки девочек играли в дабл-датч, в каждой тройке двое крутили скакалку, одна прыгала – в том числе Бланка, зрители стояли вокруг. Оу не заметил ничего необычного, такие сценки ему приходилось наблюдать тысячу раз в разных школьных дворах. Девочки любят прыгать через скакалку. Осей это пристрастие не очень понимал. Сам он любил такие занятия, которые сопряжены с перемещением в пространстве и достижением цели, а тут скачешь на одном месте.
