Новенький - [56]
Я не гомофоб, ничего, – я понимаю, что существуют геи, пусть даже мой брат – гей, но не Барри. Это невозможно.
Я вспоминал глупости, которые он делал, и все обретало смысл. Барри из тех, кто слишком далеко заходит, – он всегда слишком серьезно к себе относился. Всегда хотел быть другим. И избегал меня, поскольку я напоминал ему, что он не другой. Он как я. Нормальный.
Если бы мне удалось с ним просто поговорить, удалось заставить его меня выслушать, я бы объяснил ему, что он делает, – я знал: тогда я смогу его вернуть.
Глава сорок восьмая
В последние две недели семестра я стал за ним следить. В обеденные перерывы издали смотрел, куда он идет, подкарауливая возможность перехватить его одного где-нибудь, откуда он не сможет убежать.
До конца занятий оставалась пара дней, и тут мне представился шанс. Не идеальный, но сойдет. Я заметил, что Барри с Робертом Левиным идут по дорожке к Пайкс-Уотер. Барри, конечно, не один, но, во всяком случае, вокруг не будет толпы и мы сможем поговорить.
Я следовал за ними на благоразумном расстоянии, приседая за кустами, чтобы они меня не засекли, если обернутся. Я не мог избавиться от чувства, что это в некотором роде мой последний шанс.
За всю дорогу до Пайкс-Уотер они меня так и не заметили. Остановились, а я спрятался за деревом и стал смотреть. Они сидели на дальнем берегу и разговаривали. Несколько минут я наблюдал, и сердце у меня колотилось все быстрее.
Нужно выйти и поговорить с ним. Если бы я мог объяснить...
Потом, при виде того, как Барри хорошо с кем-то другим, меня внезапно охватило незнакомое, ужасное и болезненное чувство. Оно не было разумным – не знаю, откуда взялось и что означало, но я впервые в жизни себя ненавидел.
Я сел, прислонившись к стволу. На лице выступил пот. Теперь я сидел спиной к Барри, глядя на деревья, в сторону школы. Постепенно волна чувств собралась в одну отчетливую мысль. Мне нужно вернуть Барри. Но я Барри не нужен.
Я встал, поморгал, секунду посомневался, а потом направился через мостик к Барри и Левину. Увидев меня, Барри встал и попытался уйти, но Левин схватил его за рукав и усадил на место.
– Привет, – сказал я. Оба промолчали.
– Барри?
Он на меня не смотрел.
Меня трясло. Я не понимал, что делать. Неплохо бы присесть.
– Барри?
Он по-прежнему меня игнорировал. Я попытался вспомнить, что бы я сказал несколько месяцев назад, если б захотел, чтобы он перестал дуться.
– Баржа?
Нет ответа.
– Бампер?
Тень улыбки.
Я тронул его за плечо, но он все равно на меня не смотрел.
– Прости меня, – сказал я.
Он поднял глаза. Первый раз после нашей ссоры посмотрел мне в лицо.
– Барри, прошу тебя. Что, черт возьми, я, по-твоему, должен сделать? – И тут я это почувствовал – не слезы, а какая-то вода в глазах. Я попытался сморгнуть, но стало только хуже.
Правда, увидев, как это подействовало на Барри, я понял, что сделал что-то правильное. Он был потрясен. Смотрел на меня так, будто... будто я произвел на него впечатление, что ли.
Некоторое время он просто смотрел, потом шагнул и обнял меня. Вот так просто.
Смешно – это был первый раз, когда мы обнимались.
Я открыл глаза и увидел перед собой Левина, весьма комично обломанного.
– Барри, – сказал он. – Ты что это творишь?
– Беги к мамочке, Левин. Это все, на что ты способен, так что отвали, недоумок, – ответил я.
И пожалел, что заговорил. Барри отступил назад и нервно оглянулся на Левина.
– Видишь? – сказал Левин. – Видишь, что он такое?
Барри сел на бревно и медленно провел ладонью по волосам. Минуту раздумывал, потом тихо фыркнул.
– Что? – спросил я.
– Не знаю. Во всяком случае, ты, я вижу, последователен.
– О чем ты?
– Он хочет сказать, – пояснил Левин, – что ты эгоистичный, себялюбивый, подлый эгоманьяк-гомофоб. Это вольный пересказ, но основная мысль такова.
– Отвали уже, а?
– А чего ты на меня злишься – это он так думает. Я бы, например, только с тобой и мечтал дружить, если б у меня умер отец, у матери случился нервный срыв, меня выкинули из школы, и я пытался раскрыться как голубой. Я б, наверное, дождался от тебя бездны поддержки.
– Роберт, – сказал Барри. – Прошу тебя. Последовало неловкое молчание. Я и не знал про нервный срыв его матери. Я бы спросил, но был слишком зол.
– Что ты обо мне наговорил, Барри? Невероятно, – сказал я.
Он ничего не ответил.
– Ты же мне друг вроде, мудак.
Потом мы без слов смотрели друг на друга. Разговор почему-то пошел куда-то не туда. Я хотел сказать что-нибудь про его маму, но не знал, как это выразить, чтобы не прозвучало глупо. Надо передать ей привет, я это знал, но я всего несколько раз ее видел – какие уж тут приветы. Поэтому я не знал, что сказать, – не знал, как сказать. И отступать тоже некуда. Теперь не моя очередь извиняться. Барри меня кинул и глумился надо мной с кем-то другим – уже второй раз, – и теперь этот дрочила ждет извинений от меня.Я определенно не собирался отступать.
Когда молчать стало слишком неловко, пришлось заговорить.
– Так ты изменяешь моему брату, да? – спросил я.
