Новеллы - [52]

— Настоящее мое имя — Каролина. Но покойный муж звал меня просто Лина. Так это имя и осталось за мной.

Покойный, он же Козимо Таддеи, был ее первым мужем.

— Вот он. — Лина показала на портрет мужчины, который, приподняв шляпу, приветливо и непринужденно улыбался. Портрет покойного мужа Лины (сильно увеличенное моментальное фото) висел на стене, и Бартолино, сидевший на оттоманке, как раз напротив, непроизвольно наклонил голову, как бы отвечая на его приветствие.

Лине Сарулли, с недавних пор вдове Таддеи, даже в голову не пришло убрать из гостиной этот портрет, портрет хозяина дома. Ведь раньше дом принадлежал покойному мужу; это он, инженер Козимо Таддеи, сам спроектировал его и обставил с таким вкусом и изяществом, а умирая, завещал со всей обстановкой ей, Лине.

Не замечая растерянности своего нареченного, синьора Сарулли продолжала рассказывать:

— Я не хотела менять имя. Но мой незабвенный муж сказал мне: «Право же, лучше если я буду звать тебя не Каролина, а Кара Лина[6]». Звучит почти одинаково, зато сколько нежности. Ну как, не плохо?

— Отлично, да, да, отлично! — ответил Бартолино, словно покойный муж именно у него спрашивал совета.

— Значит, кара Лина, договорились? — с улыбкой заключила Сарулли.

— Договорились... да, да... договорились, — сгорая от стыда и растерянности, бормотал Бартолино. Ему казалось, что покойный муж насмешливо улыбается ему со стены.

Когда три месяца спустя супруги Фьеренцо уезжали в свадебное путешествие в Рим, на вокзале собрались многочисленные друзья и родственники.

— Бедный мальчик, какая она ему жена?! По–моему, роль мужа ей куда больше подходит!.. — объясняла своему супругу Ортензия Мотта, давняя приятельница семьи Фьеренцо и близкая подруга Лины Сарулли.

Не думайте, однако, что Ортензия Мотта хотела этим сказать, будто Лина Сарулли, в первом браке Лина Таддеи, ныне Лина Фьеренцо, больше походила на мужчину, чем на женщину. Эта Каролина была даже слишком женственна. Одно только несомненно. Она куда опытнее Бартолино. Ах, какой он все–таки чудной, этот Бартолино — толстенький, лысый, румяный, а лицо точно у любопытного мальчугана. Да и лысина у него какая–то странная; словно он нарочно выбрил макушку, чтобы, не выглядеть таким мальчиком. Но это ему не помогло, бедняге.

— Как бедняга! Почему бедняга?! — недовольно промяукал в нос старый Мотта, муж молоденькой Ортензии. Он, можно сказать, самолично устроил брак Бартолино, и ему неприятно было слышать причитания жены. — Бартолино не какой–нибудь глупец или бездарность, он очень толковый химик.

— О да, просто первоклассный! — усмехнулась Ортензия.

— Первокласснейший! — отпарировал ее супруг. — Фьеренцо выдающийся химик, и если бы он пожелал напечатать и послать на конкурс свои глубокие, оригинальные исследования, то наверняка был бы избран профессором любого из лучших наших университетов. До сих пор химия была его единственной страстью. Он настоящий ученый. И мужем Бартолино будет тоже примерным — ведь он невинен и чист сердцем!

— Тут уж ты, конечно, прав... — согласилась Ортензия, как бы желая сказать: «Уж что–что, а невинен он действительно сверх меры».

Прежде, еще до того как Бартолино обручился с Линой Сарулли, всякий раз, когда муж заводил разговор с дядей Фьеренцо, синьором Ансельмо, о том, что надо «оженить» этого большого ребенка, Ортензия начинала громко и язвительно хохотать.

— Да, да, женить, его непременно надо женить! — оборотившись к ней, рассерженно говорил старый Мотта.

— Жените его на здоровье, мои дорогие! — отвечала она, разом успокаиваясь. — Я и смеюсь–то совсем не над тем — просто мне попалась веселая книга.

И верно, пока супруг играл очередную партию в шахматы с синьором Ансельмо, Ортензия Мотта читала какой–нибудь французский роман старой, разбитой параличом госпоже Фьеренцо, уже с полгода прикованной к креслу.

Что и говорить, веселые это были вечера! Бартолино сиднем сидел в своем кабинете, его старая больная мать, не понимая ни единой строчки, делала вид, будто слушает чтение, а в углу оба старика были поглощены игрой в шахматы. Просто необходимо было «оженить» Бартолино, тогда в доме станет хоть немного веселее. Вот они его и «оженили», бедного мальчика!

Ортензия думала сейчас о свадебном путешествии супругов Фьеренцо и молча улыбалась, живо представив себе Лину наедине с этим полысевшим, неопытным мальчиком, чистым сердцем, как говорил ее супруг. Ведь Лина целых четыре года прожила с инженером Таддеи, таким веселым, жизнерадостным. Вот кто действительно был опытен и смел... пожалуй, даже слишком смел.

Быть может, Лина уже успела заметить разницу между первым и вторым мужем...

Перед отходом поезда Ансельмо сказал своей новой родственнице: «Поручаю тебе Бартолино...» «Покажи ему... Рим», — хотел добавить дядюшка.. Ведь Бартолино никогда там не был.

Лина же отлично знала этот город еще по первому своему свадебному путешествию с покойным мужем. Ей до мельчайших подробностей, запомнилась та, первая, поездка. Она не забыла ни одной, даже самой пустяковой подробности, точно это произошло не шесть лет, а шесть месяцев тому назад.

Нынешнее путешествие с Бартолино показалось ей целой вечностью: занавесок и тех он не догадался задернуть! Едва только поезд прибыл в Рим, Лина сказала мужу: