Новеллы - [161]

Он падает на труп Канделоры и разражается безутешными рыданиями.

В ГОСТИНИЦЕ УМЕР… (Перевод Н. Трауберг)

Сто пятьдесят номеров. Три этажа. Три ряда одинаковых окон; низенькие решетки на подоконниках, серые рамы, серые ставни — распахнутые, плотно закрытые, приоткрытые.

Фасад непригляден и не внушает доверия. Но какой бы он ни был, все равно, если смотреть с улицы, такими смешными кажутся эти сто пятьдесят коробок, по пятидесяти в ряд, и люди, копошащиеся за оконными стеклами.

И все же это вполне приличная и очень удобная гостиница; есть тут и лифты, и расторопные лакеи, и удобные постели, и хороший ресторан, даже автомобиль есть. Многие жалуются, что дорого... Но, в конце концов, все признают, что хотя в других гостиницах и платишь меньше — там куда хуже;, а потом, она в самом центре, в самом оживленном месте города, это тоже немалое преимущество. Хозяина не беспокоят жалобы на высокие цены — он никого силой не держит. Гостиница и так всегда переполнена. Утром, когда приходит пароход, или днем, когда прибывают поезда, многим действительно приходится идти в другие гостиницы; однако не потому, что здесь хуже, а потому, что не хватает номеров.

Здесь останавливаются коммивояжеры, мелкие дельцы, провинциалы, приехавшие по торговым делам, или с жалобой в суд, или за советом к врачу — все ненадолго, дня на три–четыре, а то и меньше. Иногда всего на одни сутки.

Чемоданчиков тут много, больших чемоданов мало.

Приезжают, уезжают, постоянно сменяются, с раннего утра до полуночи. У здешнего управляющего голова идет кругом. Не успеешь оглянуться — нет номеров. Через две минуты — три, четыре, пять номеров освободились! Номер пятнадцатый на первом этаже... Тридцать второй на втором... Второй, двадцатый, сорок пятый — на третьем... А вот еще двое приехали! Бывает, кто–нибудь приедет очень поздно и получает лучший номер в первом этаже; другой прибыл минутой раньше — вынужден довольствоваться пятьдесят первым номером на самом верху. (На каждом этаже пятьдесят комнат, но есть три пятьдесят первых номера, потому что везде пропущен номер семнадцатый; после шестнадцатого идет сразу восемнадцатый. Число хорошее, оно несчастья не приносит.)

В этих комнатах останавливаются те, кто бывает здесь часто: они зовут коридорных по имени и очень гордятся, что их тут знают — не то что других, случайных, которых называют по номеру комнаты. Это — люди бездомные, путешествуют круглый год, с чемоданом не расстаются, им везде хорошо, они ко всему привыкли и всегда довольны собой.

А новички чувствуют себя плохо. Они беспокоятся, они растерянны, им не по себе. Они не только уехали из родных мест — они уехали от самих себя. От своих привычек, от знакомой обстановки и знакомых вещей, которые воплощали будничное, убогое существование. Они не узнают себя, все словно застыло, повисло в пустоте, и они не знают, как эту пустоту заполнить; особенно их пугает, что в любой момент, из–за любого пустяка, самые обычные предметы могут повернуться новой стороной, могут возникнуть какие–то незнакомые мысли и желания. Им удивительна и любопытна эта новая, необычная, загадочная действительность; она не только вокруг, она и внутри, в них самих.

На рассвете их будит беготня коридорных и шум, доносящийся с улицы. Они быстро встают и разбегаются по своим делам. Но всюду закрыто. Адвокат придет только через час; врач принимает с половины десятого. Потом, когда все дела кончены, они возвращаются в номер, вне себя от усталости и раздражения; до поезда еще целых два часа, а то и три! Они ходят взад и вперед по комнате, тяжело вздыхают, поглядывают на кровать — нет, лежать не хочется; на кресла, на канапе — нет, сидеть тоже не хочется; на подоконник — ив окно смотреть не хочется. Какая тут странная кровать! И канапе какое–то странное... А зеркало, Господи, вот ужас! Внезапно они вспоминают о забытых поручениях: надо купить бритву, и еще подвязки для жены, и ошейник для собаки. Они звонят коридорному.

— Ошейник, с такой металлической дощечкой, чтобы там выгравировать имя...

— Чье имя? Собаки?

— Нет, мое. И адрес.

Каких только поручений не дают коридорному! И так все время, ни минуты отдыха — столько дел, столько всяких забот. Вот, например, в номере двенадцатом на втором этаже остановилась старушка, в трауре, она до сих пор никогда не путешествовала, сейчас едет в Америку, и обязательно ей скажи, качает на море или не качает. Приехала она вчера вечером, совсем валилась с ног от усталости, ее с двух сторон поддерживали дети — сын и дочь, тоже в трауре.

А как раз по понедельникам, в шесть часов вечера хозяин желает точно знать, сколько есть свободных номеров. Дело в том, что в это время прибывает пароход из Генуи, привозит итальянцев, возвращающихся из Америки, и одновременно приходит поезд с юга, всегда переполненный.

Вот и вчера в шесть часов приехало больше пятнадцати человек. Удалось разместить только четверых, было всего два свободных номера, оба на втором этаже. Двенадцатый дали этой несчастной старушке с детьми, а тринадцатый, соседний, — какому–то господину, прибывшему из Генуи.

Управляющий записал в книге: