Новеллы и повести. Том 1 - [167]

— Я из зоосада, — заявляла, например, она. — Если бы ты знал, что я там видела!

И тут же появлялась история о странной любви старого охотника и молодой львицы. Как он подходил к решетке, протягивал сквозь нее руки, а львица клала свою голову к нему на ладони и между ними начинался не понятный никому другому диалог. И как замолкал весь зоологический сад, и как Барбара чувствовала, что происходит что-то необыкновенное…

Павел слушал ее с удовольствием и сам поощрял ее фантазию.

Каждый вечер они куда-нибудь ходили. Был у них свой клуб и свой дансинг. И свой оркестр. И свой танец. Барбара танцевала великолепно, чуть по-мальчишески, движения ее были сильны и полны неистощимой энергии. Танцуя, она всегда смеялась. Управляющий говорил, что он не помнит, чтобы в его заведении появлялась другая такая красивая пара.

Иногда Барбара внезапно трезвела, лицо ее каменело от серьезнейших размышлений, словно кто-то вложил в ее руки судьбу всего мира. И она заботливо, с полнейшим чувством ответственности принималась устранять мировые неурядицы.

Это были самые нелогичные, самые парадоксальные рассуждения, которые Павлу доводилось когда-нибудь слышать. Но вершиной всего были ее откровения о смысле жизни и человеческих отношений.

— Допустим, — говорила она, — полюбили друг друга два математика, нужно было бы, чтобы эта любовь выражалась через математику! Профессия — это вторая сущность любви!

— Не понимаю! — говорил он.

— Очень просто! Любовь одного математика создает теории, любовь другого — их доказывает! Полная взаимность! А иначе все это как мытье рук перед едой и после. Можешь даже не вытирать.

Он пытался ее понять, а она, пользуясь тем, что ей не мешают, продолжала:

— В сущности, мужчина и женщина — это две половины одного и того же человека, которые для того и разлучены, чтобы искать друг друга!

— А ты уверена, что они друг друга находят! — спрашивал он.

— Это не имеет значения! — отвечала она. — Важно искать! А найдешь или не найдешь точно свою половину — вопрос удачи! Но, согласись, это так интересно, каждый ходит, оглядывается, ищет, сравнивает, сопоставляет, чувствует, отвергает, приближается, ха!..

Тут дед Йордо засмеялся и сказал:

— Ну уж, две половинки! Чепуха какая-то!

Павел пожал плечами.

— Так говорила Барбара.

— Каждый может говорить, что ему вздумается! — ответил старик. — По-моему, мужчина — это одно, а женщина, женщина что-то там… черт ее знает что…

Павел удивился, но продолжал рассказывать о своей любви к Барбаре. Я убежден, что он ничего не скрыл от деда Йордо и доверил ему даже то, что составляет самую священную, интимную сторону каждой любви. Молодой геолог был слишком далек от мещанских мужских предрассудков, да и слишком искренно переживал он сейчас свое прошлое.

— Будь Барбара здесь, — сказал он старику, — она бы и Джендем-баир превратила в Варшаву.

Ее фантазия не оставляла в покое ни его работу, ни науку.

— Представь себе, — не унималась она, — что ты открываешь где-нибудь огромную золотую жилу, но такую огромную, чтоб конца не было! Прежде всего я бы обязала всех сделать из золота дверные ручки. Чувствуешь, как здорово, берешься за ручки и пальцы твои ощущают что-то такое, особенное, а?

Однажды она выбежала на балкон и крикнула Павлу:

— Смотри! Солнце черное!

— Ну почему черное! — возразил Павел, хмурясь.

— Бывает, бывает черное солнце! — снова подал голос дед Йордо. — Я сам видел!

Павел второй раз удивился. Ему было приятно, что старик все же слушает его рассказ. Однажды Барбара сказала:

— Мы должны расстаться.

Он не стал спрашивать, почему. Все равно, когда-нибудь это должно было случиться.

— Если мы, — продолжала она, — останемся вместе навсегда, все кончится. Ты будешь уже не ты и я не я. Единственное спасение — завести детей!

Была последняя сказочная ночь. Они пошли в тот знаменитый кабачок, где вино продавали метрами, сели в последний раз за свой столик и наполнили бокалы. Она была весела, возбуждена больше, чем когда бы то ни было, и рассказывала ему, как они снова встретятся через двадцать лет и у нее будет к тому времени двенадцать детей и каждый будет рожден в другом месяце, чтобы у них были разные характеры и как в каждом он будет узнавать ее, а не себя…

Тут поток ее фантазии внезапно иссяк, она расплакалась и бросилась его целовать. В последний раз вернулись они в мансарду, встретили рассвет и было мучительно и красиво, как бывает со всеми, кто расстается, чтобы любить друг друга.

— Так чего же вы разошлись? — спросил дед Йордо с явным сожалением.

— Не знаю, — ответил Павел, — это она все придумала, сама поверила и меня заставила поверить!

Но уже через несколько дней, когда он все же снова взобрался по лестнице, ведущей в мансарду, дверь отворилась прежде, чем он позвонил, и Барбара бросилась к нему на шею.

— Как ты мог не прийти? — воскликнула она.

— Ведь мы же расстались? — спросил он с улыбкой.

— Когда это мы расставались? Ты, мой милый, путаешь меня с кем-то другим! Я не помню, чтобы мы расставались! Иди посмотри, какое кольцо я нашла на крыше! Наверное, какая-нибудь птичка принесла его из самой Африки! — и она показала Павлу кольцо, купленное утром в комиссионном магазине для того только, чтобы рассказать ему фантастическую историю об африканском кольце.