Новеллы и повести. Том 1 - [14]

К вечеру, немного успокоившись, он возвращался домой, тревожась лишь мыслью о предстоящей ночи и утренних часах. Он надеялся, что молодые, как всегда, прибудут домой очень поздно, когда он уже успеет уснуть. Но он не мог заснуть, не услышав скрипа входной двери и легких шагов по прихожей. Даже после сон долго не шел к нему. В тишине он слышал сквозь стены, как в кухне бьют старые часы. Он слышал, как…

— За последнее время ты очень изменился, — сказала жена. — Уже не раздражаешься по пустякам…

— Не раздражаюсь, — согласился он.

— Успокоился…

— Да, теперь я гораздо спокойнее.

— Вот видишь? Надо раз навсегда понять кое-что, и тогда покой придет сам собой…

— Ты права, — сказал он.

— Конечно, права.

— Если права, то не надо плакать.

— Почему ты решил, что я плачу? Я не плачу!

— Ничего — поплачь… Я ничего плохого не подумаю.

— Почему ты не спросишь, отчего я плачу?

— Не хочу спрашивать.

— А чего хочешь?

— Ничего не хочу.

— Неправда. Ты хочешь, чтобы я возненавидела нашу дочь.

— Сейчас я хочу, чтобы ты заснула. И больше ничего.

— Не могу я спать в такой духоте. Мне не спится.

— Хочешь, я открою и другое окно?

— Открой…

Он встал и, прежде чем открыть окно, взглянул на жену. Она спокойно спала, приоткрыв рот, чистая, гладкая и недвижная, как свеча. «Должно быть, правду говорят, что мертвые больше любят друг друга, — подумал он. — В любви мертвых больше чистоты, больше муки… И гораздо больше терпения». Так размышлял он, сидя у открытого окна. Внизу наконец-то мыли улицу. С шипением журчала вода; в звуках чувствовались свежесть и прохлада. В белесом ночном сумраке виднелись горы, черные и отвесные, как стена. Далеко в небесной вышине плыло одно-единственное белое облачко. Там веяли ветры, хорошо бы подняться к ним…

— Это ты? — послышался слабый голос с постели.

— Да, я, — сказал он.

— Что ты там делаешь?

— Ничего… Открываю окно.

— Очень душно, — сказала она. — Ты не вспотел?

Он ничего не ответил.

— Ложись, а то простудишься.

— Ладно, — сказал он.

Он снова взглянул на небо — облачко уже исчезло. Неужели оно так быстро растаяло? Вздохнув и пройдя на цыпочках к постели, он осторожно забрался под одеяло. Жена опять заснула, он слышал ее тихое, мерное дыхание; во сне она казалась бледнее, строже и спокойней.

Утром, когда он стоял у окна, она вошла в прихожую. Не оборачиваясь, он почувствовал, что она хочет что-то сказать ему. По чуть слышному скрипу он догадался, что она села в кресло.

— Евтим, ты вставал ночью? — нерешительно спросила она.

— Да, — ответил он.

Она помолчала.

— Евтим, не торопись уходить. Искра хочет поговорить с тобой.

— О чем?

— Не знаю.

Он обернулся. Еле заметная, не свойственная ему улыбка появилась у него на губах.

— Знаешь, — сказал он.

— Может, и знаю, — согласилась она. — Но она сама хочет сказать тебе…

Лишь в половине девятого из комнаты вышел зять, полуодетый, в расстегнутой у ворота пижаме. Перед глазами Евтима на миг мелькнула худая, гладкая, лишенная волос грудь молодого человека, и он зажмурился, чтобы не поддаться внезапно налетевшему чувству отвращения. Немного погодя вышла и дочь, еще сонная, с помятым лицом. Очевидно, муж, чтобы не упустить тестя, разбудил ее пораньше, и теперь она, подойдя ближе, терла ладонью свой курносый, мальчишеский носик.

— Папа, ты подождешь меня? — спросила она.

— Конечно, моя девочка, — спокойно ответил он.

В глазах ее промелькнуло удивление, она улыбнулась и направилась в ванную. Вернулась она, разрумянившись от холодной воды, глаза ее цвета крепкого чая сверкали как звезды. За последний месяц она явно похорошела. Сев за стол, она небрежно откусила кусочек бисквита и поглядела на отца. Во взгляде ее читались затаенный смех и плохо скрытая тревога.

— Папа, ты поможешь нам купить машину? — спросила она.

— Что это значит? — спросил он, застигнутый врасплох ее вопросом.

Она рассмеялась.

— Это значит, что, если сможешь, то сам ее купишь…

Мысли его вдруг смешались. Одно лишь было ясно — отказать ей нельзя. До сих пор она никогда ничего не просила у него.

— Какую машину? — спросил он.

— Ну, какой-нибудь «опель-рекорд» вполне нам подойдет…

Она смеялась, а он чувствовал, как кровь прихлынула к лицу. Слова чуть не застряли у него в горле.

— Нет у меня таких денег, моя девочка.

Она недоверчиво поглядела на него.

— В самом деле нет?

— В самом деле…

Она перестала жевать, всем видом выражая крайнее удивление.

— А я-то думала…

— Что я богат? — подсказал он, улыбнувшись через силу. — С чего мне разбогатеть? Конечно, такую сумму я мог бы собрать. Но, сказать тебе по правде, мне никогда не приходило в голову, что с меня потребуют приданое…

— Что за глупости! — обиженно воскликнула она. — Никакое это не приданое. Любой отец со средствами не отказал бы дочери…

— Не откажу и я. Но сумма будет поскромнее.

— Ну что ж, остальное возьмем у мамы, — беспечно сказала она, снова улыбнувшись.

Пораженный, он молча смотрел на нее.

— Нет, этого не следует делать.

— Почему?

— Как тебе сказать… У твоей матери сбережения весьма скромные. А ты знаешь, что я очень болен…

— О чем тут говорить! — воскликнула она. — Ведь мама сможет рассчитывать на нас…

Острая боль кольнула его в сердце.