Новелла ГДР. 70-е годы - [4]

Разумеется, никакой сборник не может охватить текущий литературный процесс во всем его многообразии. И все-таки мы уверены, что, знакомясь с этой книгой, читатель не только с интересом перелистает те или иные страницы, повествующие о недавнем прошлом или о сегодняшнем дне Германской Демократической Республики, но почувствует и многоголосие малой прозы семидесятых годов в ГДР, увидит, сколько в ней новеллистов хороших и разных, и еще раз порадуется успешному развитию литературы в одной из братских социалистических стран.

А. Гугнин

ЛЮДВИГ РЕНН Из Пуэрто-Мехико в Берлин

© Aufbau-Verlag Berlin und Weimar, 1979.

Это было в субботу 15 февраля 1947 года. Через два дня сооружение жилого отсека в носовой части судна было закончено и мы поднялись на борт. Из-за невыносимой жары при полном безветрии мы лишь недолго понаблюдали за шумной погрузкой в глубокое чрево рефрижератора всевозможных товаров, в том числе и нашего тяжелого багажа. Затем мы снова спустились в более прохладные внутренние помещения, и я отправился в каюту капитана, где мне отвели место на диване в его рабочем кабинете. Нам не хотелось, чтобы нас видели с берега, поскольку все еще существовала опасность, что североамериканская агентура может заметить наш отъезд, а вернее, побег с Американского континента, и что посольство США попытается ему воспрепятствовать.

На следующее утро в девять часов с нашего судна прозвучала низкая сирена, и мы почти бесшумно заскользили вдоль длинного мола в открытое море с его зеркальной гладью и темной голубизной. Только теперь для нас представилась возможность более подробно ознакомиться с нашим рефрижератором. Из досок и плотного брезента капитан распорядился соорудить на палубе большой плавательный бассейн; то и дело кто-нибудь из команды прыгал в него, чтобы поплавать и освежиться.

Тон на борту судна — пример здесь подавал сам капитан — был спокойный, приветливый, но не выходил за рамки устава. Нам разрешили осмотреть помещения, доступ в которые обычным пассажирам был запрещен. В огромных охлажденных отсеках там висели большие связки бананов. По длинным приставным лестницам мы спустились также в машинное отделение. Нам, сухопутным крысам, казалось, что мы обнаружим в нем полуголых, истекающих потом, чумазых кочегаров, подбрасывающих уголь под мощные котлы. Однако мы увидели двух чисто одетых мужчин средних лет, которые расхаживали по отделению с тряпками в руках и то там, то здесь что-то делали. Блестящий стальной вал, на конце которого мощный винт непрерывно толкал вперед наш корабль, вращался бесшумно. Никакой черной работы: здесь все было автоматизировано.

Верхняя палуба была почти вся заставлена грузовиками. Море оставалось неподвижным. Из него лишь то там, то здесь выскакивали летающие рыбы, некоторые из них шлепались на палубу нашего корабля.

Так не заметив суши и миновав пролив между Кубой и Флоридой, мы вышли в Атлантический океан.

21 февраля поднялся ветер. Тропическая жара разом спала, и нам пришлось надеть на себя все, что у нас имелось, а это было немного. В Мехико лишь в период дождей люди одевают легкие водонепроницаемые плащи, более теплую одежду вряд ли кто носит.

Капитан распорядился срочно разобрать бассейн. Правда, во временное убежище моих товарищей, расположенное в носовой части, через высокие борта долетали лишь незначительные брызги.

Ночью я несколько раз просыпался от усилившейся качки. Утром, придерживаясь за стены, мне с трудом удалось пройти по коридору до офицерской столовой. Там никого не было. После того как я принялся за завтрак, пришла взволнованная Лотта, жена Янка.

— Ах, — сказала она, — Вальтеру так плохо! У него буквально выворачивает желудок наружу.

— Где он?

— Лежит на полу в нашей каюте.

— А как чувствуют себя остальные?

— Все больны, кроме меня. Капитан приказал перевести всех вниз из спальной палаты в носовом отсеке. Вот они там сейчас и мучаются.

— А как ты себя чувствуешь, Лотта?

— Как ни странно, нормально.

Я чувствовал себя тоже нормально. Бывая в различных морских путешествиях, я знал, что морская болезнь меня не берет. Более того, при сильной качке у меня появлялся отменный аппетит.

После завтрака я поднялся на капитанский мостик. Хотя я крепко держался за что только можно, я несколько раз ударялся о стены.

Капитан, который, по-видимому, всю ночь провел наверху, сказал мне:

— Сила ветра — 12 баллов; это ураган. Просто не представляю, куда разместить ваших товарищей, которые спали в носовой части. Оставаться там никому нельзя. Это опасно для жизни.

Через стеклянные окна капитанского мостика я увидел, как наше судно провалилось в ложбину между двух волн и как затем на нас обрушился мощный вал. Ударившись о борт носовой части, водные массы высоким фонтаном взметнулись наверх и бурным потоком устремились мимо жилого отсека, в котором еще вчера находились мои товарищи. Каждый, кто осмелился бы сейчас проникнуть туда, неминуемо попал бы в водоворот и был бы снесен в море. Однако здесь наверху все шло относительно спокойно.

Мне стадо вдруг стыдно за то, что я нахожусь в надежном укрытии и любуюсь разбушевавшейся стихией, в то время как мои товарищи испытывают невероятные страдания. Вернувшись в теплую каюту, я принялся читать какой-то русский морской роман, который обнаружил в библиотеке капитана. Затем я сделал некоторые записи, не имевшие ничего общего с ураганом.