Новая жизнь - [61]

Согласно моим записям, следующим в списке читавших книгу был продавец газет из города Икизлер. Через десять минут после того, как я вышел из автобуса, я увидел его. Он сидел в киоске между магазинами, с удовольствием почесывая через рубашку короткое толстое тело, и он не был похож на возлюбленного Джанан. Я, энергичный, решительный детектив, покинул этот город через десять минут, уехав первым же автобусом. Через четыре часа и два автобуса я прибыл в районный центр; доставил мне следующий мой подозреваемый гораздо меньше хлопот. Он стоял в парикмахерской, как раз напротив автовокзала, с совком в одной руке и чистым, сияющим передником — в другой, рассматривая с тоской во взоре счастливых пассажиров, спускавшихся из автобуса; он ждал, пока трудолюбивый хозяин парикмахерской кого-то брил. Мне хотелось спеть вспомнившуюся песенку: «Иди скорей сюда! Уедем далеко, уедем навсегда!» Мне хотелось дойти до конца, пока муза не покинула меня. В следующем городе, час спустя, безработный парень из списка показался мне подозрительным, — мне пришлось изучать старые клетки, карманные фонарики, ножницы, мундштуки из розового дерева, перчатки, зонтики, веера и «браунинг» — все это развесил в глухом колодце заднего двора своего дома обиженный торговец, донесший на него. Сердце торговца было разбито неудачами, зубы выбиты, но он подарил Доктору Нарину часы «Серкисов» — в качестве скромного знака уважения и восхищения. Когда он рассказывал, как в День освобождения встречался с тремя друзьями после пятничного намаза в комнате за кондитерской, я внезапно заметил, как быстро наступили вечер и осень. Мрачные низкие тучи покрыли мой разум; в комнате дома напротив загорелась лампа, и на миг среди осенних листьев в окне показались крупные, медового цвета плечи полураздетой женщины — и тут же исчезли. А потом, Ангел, я увидел черных коней, несшихся по небу, нетерпеливых хищников, насосы заправочных станций, призраков счастья, закрытые кинотеатры, другие автобусы, других людей, другие города.

В тот же день, вечером, я испытал прилив оптимизма: мы разговаривали с продавцом кассет после того, как я убедился, что он — не тот Мехмед. Мы говорили, перескакивая с темы на тему, о радости, которую испытывают люди, купившие у него что-то, о том, что кончается сезон дождей, о грусти города, откуда я только что приехал. И вдруг я услышал печальный свисток паровоза и заволновался: мне нужно было как можно скорее покинуть этот город, названия которого я даже не запомнил, и вернуться в любимую бархатную ночь, в которую меня увезет автобус.

Я шел в сторону автовокзала, откуда донесся гудок поезда, и вдруг увидел себя в зеркале заднего вида ярко блестевшего велосипеда, припаркованного у обочины. Пистолет спрятан, на мне новый лиловый пиджак, в кармане подарок Доктору Нарину — часы «Серкисов», на ногах — джинсы; неловкие руки, быстрая походка. Магазинчики и витрины отступили и скрылись, и в ночи я увидел шатер бродячего цирка; над входом висел рисунок с изображением Ангела. Лицо его напоминало лица турецких кинозвезд и лица с персидских миниатюр. Сердце мое дрогнуло. Учитель, смотрите — школьник-прогульщик, он не только курит, он даже в цирк идет!

Я купил билет, вошел в шатер, где пахло плесенью, потом и землей, сел и, решив забыть обо всем, стал ждать начала представления. Рядом со мной сидели неугомонные новобранцы, опоздавшие в часть, скучающие мужчины, которые пришли сюда убить время, грустные старики и несколько семей с детьми, оказавшихся явно не у дел. В этом цирке не было ни чудесных акробатов, которых показывают по телевизору, ни медведей на велосипедах, ни местных фокусников. Какой-то человек взмахнул грязной серой накидкой, и появилось радио, затем оно исчезло, и зазвучала музыка. Мы услышали восточную песню, потом из-под покрывала показалась молодая женщина, исполнявшая эту песню; она спела печальную песню и ушла. Билеты у нас были пронумерованы, ожидалась лотерея.

Певица появилась вновь — теперь в костюме ангела; она подвела глаза, отчего они казались раскосыми. На ней был закрытый купальник — мама ходила в таком на пляж «Сюрейа». Змея, которую я сначала принял за непонятную деталь одежды, шарф или черную шаль, свисала с ее худых плеч. Видел ли я странный свет, которого раньше не видел никогда? Или я ожидал, что увижу его? Я почувствовал себя безмерно счастливым: я сижу здесь, в этом шатре, вместе с Ангелом, змеей, какими-то людьми; я был готов разрыдаться от счастья.

Позже, когда женщина заговорила со змеей, мне кое-что пришло в голову. Иногда мы внезапно вспоминаем далекие, давно забытые события; тогда мы спрашиваем себя — почему я вспомнил об этом именно сейчас? Вот и я ощутил нечто подобное, правда, я испытывал чувство покоя. Однажды, когда мы с отцом ходили в гости к дяде Рыфкы, он сказал: «Я могу жить везде, где ходят поезда, даже на краю света. Я не могу представить, где перед сном не услышу гудок паровоза».

Я легко представил, что смогу жить в этом городе, среди этих людей до конца своей жизни. Нет ничего лучше, чем ощущать давно забытое чувство покоя. Я думал об этом, глядя на ангела, нежно говорившего со змеей.