— Ты чего завис? — спрашивает у меня Наоми: — ты… вспоминаешь об этом, да? — и она краснеет. В Азии вообще и в Японии в частности — мода на белую кожу. Такую белую, чтобы аж прозрачную, чтобы все малюсенькие венки просвечивали. Это, если не брать феномен «гяру», которые наоборот — во всем Западу подражают и ходят такие загорелые, что на негритянок со странным разрезом глаз похожи. Но обычная девушка старается на солнце лишний раз без крема с предельным значением СПФ не показываться, не загорать и беречь свою белую кожу. Особенно на лице. Как результат — едва только японская школьница начинает смущаться, как только у нее едва-едва приливает кровь к щекам — как это тут же становится видно всем окружающим. При этом местные школьницы никак с этим явлением не борются, полагая его милым и все такое. Вот только полыхающие щеки и уши у старосты на весь класс видны, как огни маяка в ночной гавани. Демаскирует наш гамбит. С чего это наша отличница, комсомолка и общественная активистка начинает цветом лица на кумачовые стяги социалистической революции походить — могут и заинтересоваться в классе. Хорошо, хоть у наших альфа-прайм хищниц-сплетниц сегодня былого запалу уже нет, кучкуются в своем углу и жужжат что-то по-своему. Переваривают случившееся вчера, да. Завтра уже будут в норме и снова начнут круги описывать, но сегодня там внутренние разборки — Натсуми железной рукой установила порядок в прайде, приведя Мико к порядку и дисциплине. Мико в свою очередь — наводит порядок во втором круге, шипит чего-то на других девочек, рангом пониже. Там же, к моему немалому удивлению, периодически появляется и Хироши, он словно рыба-прилипала на больших хищниках — его никто не замечает.
— Ты об этом думаешь, да? — шипит старости, алея лицом, словно центральная улица провинциального города в СССР первого мая.
— Об этом? — сперва не понимаю я. Потом — догоняю. Она все переживает и переваривает сеанс одновременного раздевания. Для нее это стресс и ужас-ужас, который она еще и преодолела. В общем — воспоминание года и сенсация месяца. Объяснить человеку, что я не испытываю флэшбэки и посттравматический синдром из-за того, что видел ее без одежды — будет сложновато. И это та самая Япония, где в свое время общественные бани не делились на мужские и женские, испортила самураев христианская мораль и запрет на обнаженное тело.
— Нет, не думаю. — отвечаю я: — я думаю о том, что хочу своей клуб создать. Будет Клуб Поддержки или Клуб Помощи. Вот.
— А… чем заниматься будет такой клуб? — перестает краснеть староста. Вот как только о деле начали разговаривать — так кровь от щек отлила и видимо куда-то в мозг направилась.
— Клуб Психологической Поддержки например — говорю я: — чтобы народ у нас с мостов не бросался и не вешался. Или в хикикомори не превращался. Так сказать, психолого-социальная поддержка друг друга.
— Ооо… — староста зависает на несколько секунд: — интересная идея.
— Думаю, три подписи я найду — задумываюсь я: — надо бы поговорить…
— Тебе нужна будет одна подпись — заверяет староста: — всего одна. Потому что одну ты поставишь, одну — я, вот уже две.
— Хм — я смотрю на старосту пристально, и она снова краснеет.
— И не потому, что… а потому что я староста! — выпаливает она: — вовсе мне неинтересно, что ты там делать будешь! Кроме того, без меня у тебя ничего не получится, надо еще в учительской обосновать необходимость такого клуба и помещение выбить!
— Одна подпись значит. Считай, что у меня такая подпись уже есть — говорю я, глядя на то, как за первую парту возвращается Томоко. Перемена короткая, а я так и не успел даже ноги размять.
После четвертого урока возле моей парты появляется Хироши. С преувеличенно корректным видом кладет на парту булочку с якисобой и баночку с газированным персиком. «О хой!» — гласят развеселые иероглифы на баночке «Бодрящий персик дома и на работе!». Еще на баночке нарисован толстый кот в белой полумаске и синем цилиндре. Выбор рисунка всегда вызывал у меня недоумение, но вкус мне нравится. И булочка еще теплая. Теперь про булочки с якисобой. У нас в школьном буфете продаются такие вот и они неимоверно вкусные — но только когда совсем свежие, с пылу, с жару. Делают их в ближайшей пекарне, делают немного и привозят только после четвертого урока и всегда в буфете за ними давка. Потому Кента эти булочки и не любил. Вернее, как — любил есть, но толкаться в очереди за ними — не любил. А тут ведь как — любишь кататься, люби и саночки возить. Очередь сама по себе занятие малоприятное, а для социально неловкого Кенты всегда существовал риск напороться на лишние неприятности прямо там, в очереди за булочками. Так что школьные булочки, свежайшие булочки с якисобой Кента практически и не пробовал. А тут — второй день подряд они на парте появляются и главное — как Хироши умудряется их заполучить еще до того, как все в буфет за ними побегут? Черт с ним, с газировкой — ее-то можно и в портфеле держать, но булочку… свежую, в запотевшей пластиковой упаковке, еще теплую…
— Хорошая идея — говорит Хироши, садясь за соседнюю парту, под возмущенный «Хэй!» моей соседки, которая едва успевает встать.
