Новая жизнь. Божественная комедия - [8]

VI

Я говорю, что в то время, когда эта донна служила прикрытием столь сильной любви, какова была моя, явилось у меня желание помянуть имя Благороднейшей, сопроводив его многими именами донн, особливо же именем этой благородной донны; и я взял имена шестидесяти наипрекраснейших донн того города, где явилась она на свет волею всевышнего Господа, и сочинил послание в форме сервентезы,[31] которого я не передам; я и вовсе не упомянул бы о нем, если бы не надобно было сказать, что во время его сочинения чудесным образом случилось так, что среди прочих имен этих донн ни под каким иным числом не пожелало стать имя моей Донны, как именно под девятью.

VII

Случилось, что донна, которой я столь долгое время прикрывал свое влечение, вынуждена была уехать из помянутого города и отправиться в весьма далекую страну; поэтому я, устрашенный тем, что лишился столь прекрасной защиты, испытывал немалую печаль, даже более сильную, нежели сам я мог полагать ранее. И, думая, что если не стану я говорить об ее отъезде достаточно скорбно, то люди скорее узнают о моем притворстве, решил я сочинить сонет пожалобнее; его я передам, потому что моя Донна была прямой причиной некоторых слов в этом сонете, как то явствует каждому, кто разумеет его. И тогда сочинил я сонет, который начинается «О вы, что жизнь…».[32]

О вы, что жизнь путем любви стремите,

Познайте и скажите,

Чья, чья печаль равна моей печали?

Я лишь молю: к словам моим склоните

Ваш слух, — а там судите,

Приют и ключ всем горестям не я ли?

Дары любви чредой благих событий

— Пристрастью их простите! —

Меня в те дни столь щедро осыпали,

Что молвь, бывало, слышал я: «Взгляните,

За что фортуны нити

Ему в удел всю радость жизни дали?»

А ныне где обласканность моя?

Кто мне вернет любви благодеянья?

Тревожны ожиданья,

Грядущего сокрыта колея;

И вот как тот, кто, голод затая,

Из-за стыда не просит подаянья, —

Лицом беспечен я,

А на сердце — печаль и воздыханья.

В этом сонете две главных части; а именно, в первой я взываю к верным Любви словами пророка Иеремии, гласящими: «О vos omnes qui transitis per viam, attendite et videte, si est dolor sicut dolor meus»[33] и прошу их, чтобы они соблаговолили выслушать меня; во второй — рассказываю о том, куда вознесла меня любовь, но с иным смыслом, нежели тот, который явствует из двух крайних частей сонета, и говорю о том, что я утратил. Вторая часть начинается так: «Дары любви…».

VIII

После отъезда этой благородной донны угодно было владыке ангелов призвать ко славе своей некую донну,[34] молодую и весьма благородного облика, которая была очень любима в упомянутом городе; я видел тело ее, лежавшее бездыханным в кругу многих донн, которые очень горестно плакали. И вот, вспомнив, что однажды я видел ее спутницей Благороднейшей, не мог я удержать слез; и, плача так, решил я сказать несколько слов о ее смерти в память того, что видел ее однажды с моею Донной. Именно этого, как то очевидно каждому, кто разумеет, коснулся я в последней части тех слов, которые сказал тогда; и сочинил я два сонета, из которых первый начинается «Любовь в слезах…», а второй — «Смерть лютая…».

Любовь в слезах; кто любит — плачьте с нею!

Ее печаль безмерно тяжела, —

Она средь донн рыдающих была,

И ей вослед я плач их разумею:

Смерть лютая, жестокостью своею

Младое сердце тленью предала,

У нежной донны прелесть отняла

И только чести молвила: «Не смею!..»

Теперь Любовь ей почесть воздает;

Я вижу: воплощенная, рыдает

Она, склонясь над прахом красоты,

И часто взоры к небу обращает,

Где та душа блаженно почиет,

Что на земле в веселье видел ты.

Этот первый сонет делится на три части: в первой — я зову и побуждаю плакать всех верных Любви, говоря, что Владычица их плачет; равно говорю и о том, что, услыхав о причине ее плача, они должны выказать больше расположения выслушать меня; во второй — я излагаю эту причину; в третьей — я говорю о почести, которую Любовь оказала этой донне. Вторая часть начинается так: «Она средь донн рыдающих…»; третья так: «Теперь Любовь…».

Смерть лютая, врагиня состраданья,[35]

Мать слез и воздыханья,

Неистовый, нещадный судия, —

Ты сердце жжешь тоской воспоминанья!

В раздумиях скитанья

Тебя клеймить не перестану я.

Вот почему хочу, чтоб, не тая,

Сказала песнь моя,

Что ты виной всех зол и гореванья!

Пусть миру ведомы сии признанья,

Они — остереганья

Тем, кто Любви не ведал бытия.

Ты ласковость из мира увела, —

Прекраснейшее в донне безупречной;

У юности беспечной

Любовное веселье отняла.

Я не открою, кто она была;

Ее черты — в сей песне быстротечной.

Отступник жизни вечной

Не распознает дивного чела.

Этот сонет делится на четыре части: в первой я называю смерть подобающими ей именами; во второй, — обращаясь к ней, говорю о причине, которая побуждает меня хулить ее; в третьей — поношу ее; в четвертой — обращаюсь с речью к некой неведомой особе, которая, однако, мне вполне ведома. Вторая часть начинается так: «Ты сердце жжешь…»; третья так: «Вот почему хочу…»; четвертая так: «Отступник жизни вечной…».

IX

Спустя несколько дней после смерти этой донны случилось нечто побудившее меня уехать из названного города и направиться в ту сторону, где находилась благородная донна, которая служила мне защитой, хотя цель моего пути была не так далека, как то место, где находилась она. И, несмотря на то что я, хотя бы по видимости, находился в обществе многих людей, путешествие было мне так не по нраву, что вздохи мои едва могли рассеять смятение, которое испытывало сердце из-за того, что отдалялось от своего блаженства. И вот сладчайшая властительница, которая правила мной ради достоинств благороднейшей Донны, явилась моему воображению в виде путника, легко одетого, в плохих тканях. Он казался мне удрученным и смотрел в землю, лишь иногда его взоры словно бы обращались к той прекрасной, и быстрой, и прозрачной речке, которая протекала вдоль дороги, где я был. И мне показалось, что путник-Любовь окликнул меня и промолвил мне следующие слова: «Я иду от той донны, которая столь долго была тебе защитой, и мне ведомо, что спустя недолгий срок она воротится; и все же это сердце, которое я заставил тебя отдать ей, несу я теперь с собой для той донны, которая будет тебе защитой, как была эта». И он назвал мне ее по имени, так что я хорошо узнал ее. «Однако, если бы ты вздумал передать что-либо из тех слов, что я сказал тебе, передавай так, чтобы не разоблачилась мнимая любовь, которую ты выказывал к той донне и которую тебе придется выказывать к этой». И, произнеся эти слова, мое видение вдруг исчезло, — из-за того, показалось мне, что большую долю самой себя Любовь отдала мне. И вот, изменившись в лице, я верхом пустился в путь и ехал в тот день задумчивый и часто вздыхая. Спустя день я начал об этом сонет, который и начинается: «Вечор верхом…».