Новая весна - [166]

Правда, в скором времени служба закончилась обычным массовым сношением. Верующие, осуществив высшее единение, молча покинули помещение.

Хазефен Муери и Чевкиджа Эйм поднялись и подошли к алтарю, где их поджидал Тикхарейн Туэрб.

Глаза мальчика в тот день сверкали яростней, чем обычно, его мех взмок от напряжения.

— Все как раз так, как я говорил во время службы, — обратился он к Хазефену Муери. — Это день, когда снимаются все запреты, это день Королевы. А вы оба — ее оружие.

Хазефен Муери нахмурился:

— Я не понимаю.

— Принц Фа-Кимнибол опозорил Королеву. Виновный в убийстве святого Кандалимона, теперь он покусился на святыню Гнезда всех Гнезд и попытался навязать ей свою волю. За этот и другие грехи Королева приговорила его к смерти. Приговор будет исполнен сегодня, Хазефен Муери.

Дыхание покинуло принца, словно кто-то проткнул его насквозь.

— Вы нанесете ему удар в самое сердце, когда его будут приветствовать. А вы, Чевкиджа Эйм… вы в это же время убьете Таниану.

С трудом верилось, что этому маленькому дьяволу всего лишь десять или двенадцать лет.

— На трибуне? — уточнил обескураженный Хазефен Муери.

— Да, на виду у всех — это послужит сигналом. Потом восстанет народ и уничтожит остальных представителей знати до того, как они поймут, что происходит. Должна исчезнуть вся правящая каста, все угнетатели, все враги Королевы — Стэйп, Чамрик Гамадель, Пьют Кжай, Нилли Аруилана — все. В одно мгновение. От Президиума в живых останетесь только вы, Хазефен Муери. — Тикхарейн Туэрб кровожадно оскалился. — При новом порядке вы станете здесь Гнездо-королем. А Чевкиджа Эйм — Гнездо-стражем.

— Гнездо-королем? — глухо переспросил Хазефен Муери. — Я стану Гнездо-королем?

— Да, так мы назовем своего правителя. А его главным помощником будет Гнездо-страж. А я, — добавил Тикхарейн Туэрб, — буду вашим Гнездо-мыслителем, голосом Королевы в городе под названием Доинно. — Он рассмеялся: — При новом порядке, который вы оба поможете установить сегодня.

* * *

— Иди один, — сказал Хазефен Муери, когда они покинули церковь? — мне надо переодеться.

Чевкиджа Эйм кивнул:

— Я найду вас на трибуне.

— Да. — Наклонившись, Хазефен Муери поймал его за запястье: — одно но — несмотря на только что сказанное Тикхарейном Туэрбом, я хочу, чтобы ты понял: Нилли Аруилана должна остаться в живых.

— Но Тикхарейн Туэрб особенно желал…

— Я не отдам и когтя горинфа за то, что он особенно желал. Вся команда может быть уничтожена, я сам с радостью всажу нож. Но она будет жить. Ты понял, Чевкиджа Эйм? Если потом с ней возникнут какие-нибудь трудности, тогда ее всегда можно будет убить. Но во время кровопролития ее не должны трогать, пусть твои стражники прикроют ее. Или, клянусь Пятеркой, каждая ее царапина обойдется в пятьдесят раз дороже. Это понятно, Чевкиджа Эйм?

* * *

Фа-Кимниболу казалось, что приветствовать его возвращавшихся домой воинов вышло все население города. Прямо перед Воротами Эмакис они возвели деревянную трибуну, такую большую, что помещался весь Президиум и многие другие. Вокруг нее толпились сотни, тысячи горожан — огромная толпа, несмотря что почти все в Доинно ушли на войну.

Он потянул за руку Нилли Аруилану:

— Ты видишь на трибуне Таниану? И Стэйпа, и Чамрика Гамаделя. А вот в огромном шлеме, наверное, Пьют Кжай.

— Справа от Стэйпа стоят Симфала Хонджинда и Кэтирил. А это не Хазефен Муери? Я почти не вижу его из-за этого стражника, но эти яркие белые полосы, этот черный мех… это должен быть он.

— Так и есть. Думаю, сегодня у него мрачный вид.

— А где Болдиринфа? Ведь ее здесь нет?

— Если бы она была, мы бы заметили, но, наверное, это сложная задача — затащить ее на такую платформу.

— Если она вообще еще жива…

— Ты полагаешь…

— Она была стара. И больна.

— Молю, чтобы это было не так, — отозвался Фа-Кимнибол. Но сердце подсказывало, что Нилли Аруилана права, — в это время года уходили все старики.

Им навстречу выехала фигура — в шлеме, на благородного вида сером зенди, — неся знамя города. Спустя какое-то время Фа-Кимнибол узнал в ней юного знатного воина Пелифроука — протеже Симфала Хонджинды, — который сопровождал его во время посольской миссии к королю Саламану, что, казалось, было миллион лет назад. Он вспомнил о времени, когда Дьюманка убил и зажарил кэвианди, а Пелифроук идеалистически рассуждал о разумных существах. Избрание Пелифроука, который больше всех выступал в защиту мира, в качестве знаменосца служило добрым знаком примирения, которое должно было теперь возникнуть.

Пелифроук слез с зенди и посмотрел на него:

— Вождь шлет свои приветствия. Она уполномочила меня сопровождать вас к месту почета.

Фа-Кимнибол кивнул Нилли Аруилане, и они выбрались из кареты. Пелифроук улыбнулся и, широко раскинув руки, обнял сначала Фа-Кимнибола, затем Нилли Аруилану, официально просалютовав.

— Какой замечательный день, — пробормотал Фа-Кимнибол, следуя за Пелифроуком к трибуне.

Стражники сдерживали толпу. Повсюду развевались знамена, высоко над головой светило солнце, теплое и яркое. Когда они стали подниматься по ступеням, Нилли Аруилана взяла Фа-Кимнибола за руку; они переплели пальцы.