Новая весна - [38]

– Да осияет Свет их души, – формальной фразой ответила Морейн, – и да обретут они прибежище в руке Создателя до тех пор, пока не будут рождены вновь!

Брови Мериан взлетели вверх; несомненно, ее удивило то, что Принятая не разразилась слезами при известии, что в один день потеряла трех дядьев. Но Мериан не знала Ламана Дамодреда, человека холодного, сжигаемого честолюбием – единственным горячим чувством, доступным его ледяному сердцу. По мнению Морейн, он оставался неженатым лишь по той причине, что даже приманки в виде титула королевы Кайриэна было мало, чтобы хотя бы одна женщина согласилась выйти за него замуж. Морессин и Альдекайн были еще хуже; пыла у каждого из них хватило бы на десяток мужчин, но они расходовали его на гнев и жестокость. И на презрение к ее отцу за то, что тот был ученым и поэтому взял второй женой такую же, как и он сам, вместо того, чтобы посредством женитьбы добыть новые земли и связи Дому Дамодред. Морейн, конечно, будет молиться за их души, однако гораздо больше ее печалила участь Джака Винна, чем всех троих дядьев, вместе взятых.

– Это потрясение, – пробормотала Мериан. – Ты потрясена, но это пройдет. А потом, приходи ко мне, дитя мое. До тех пор тебе не нужно никуда ездить. Я доложу Амерлин.

Наставнице Послушниц принадлежало решающее слово во всем, что касалось послушниц и Принятых. Мериан, должно быть, вывело из себя то, что Тамра отправила их за пределы города, с ней не посоветовавшись.

– Спасибо, вы так добры ко мне, – быстро проговорила Морейн, – но прошу вас, не надо. Мне станет легче, если у меня будет какое-то дело, если я буду вместе с подругами. Если я завтра останусь здесь, то буду совсем одна.

Мериан посмотрела на нее с сомнением, но тем не менее промолвив еще несколько успокаивающих слов, в попытке облегчить боль, которую, по ее очевидному убеждению, Морейн скрывала, Наставница Послушниц отпустила девушку. Вернувшись к себе в комнату, Морейн обнаружила, что оба светильника зажжены, а в камине потрескивает пламя. Работа Суан, не иначе. Она подумала, не заглянуть ли ей к Суан, но к этому времени та, несомненно, уже крепко спала.

Морейн могла пойти поужинать – ужин должны подавать еще в течение по крайней мере часа, – но, отбросив все мысли о еде, она провела это время на коленях, молясь за души своих дядьев. Это была епитимья. Она не собиралась становиться одной из тех сестер, что накладывали на себя епитимью при каждом удобном случае – чтобы достигнуть равновесия в жизни, как они заявляли. Она считала подобное глупостью, выставляемой напоказ, – однако Морейн должна была почувствовать хоть что-то после гибели своих кровных родственников, какими бы ужасными людьми те ни были. Иначе было бы неправильно. Лишь когда, как она знала, в обеденных залах уже суетились служанки со швабрами, Морейн позволила себе подняться с пола, снять одежду и помыться, подогрев воду тоненькой струйкой Огня. Холодная вода была бы еще одной епитимьей, но всему есть свои пределы.

Погасив светильники, она сплела малого стража, чтобы ее сны не влияли на сны других. Такое вполне могло случиться с теми, кто умел направлять Силу: их соседи иногда обнаруживали, что смотрят чужие сны. Забравшись под одеяло, Морейн поняла, что действительно очень устала, и сразу уснула. К несчастью, вместе со сном пришли кошмары. Ей снился не кто-то из умерших дядьев и даже не Джак Винн. Нет, она видела младенца, лежащего на снегу на склоне Драконовой Горы. В угольно-черном небе сверкнула молния, а громом был его детский крик. Она видела юношу без лица, и в этом сне тоже сверкнула молния, которую он призвал с небес. Пылали города. Пылали целые страны. Дракон был Возрожден. Морейн проснулась в слезах.

Огонь в камине прогорел до кучки тлеющих углей. Вместо того чтобы подбросить еще дров и вернуться в постель, Морейн нагребла совком золы на угли, завернулась в одеяло и вышла из комнаты, в ночь. Она не была уверена, что сможет снова заснуть, но одно она знала точно: в одиночестве спать она не хочет.

Морейн не сомневалась, что Суан давно спит, но когда она проскользнула в комнату подруги, быстро закрыв за собой дверь, та негромко спросила:

– Морейн?

Несколько язычков пламени еще плясали в маленьком очаге, и в скудном свете Морейн разглядела, что подруга отвернула край одеяла.

Морейн не стала тратить время и тут же нырнула к ней.

– У тебя что, тоже кошмары?

– Да, – тихо ответила Суан. – Что они смогут сделать, Морейн? Даже если они найдут его, что они смогут сделать?

– Они могут привести его в Башню, – ответила Морейн, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучало больше убежденности, чем она чувствовала. – Здесь он будет под защитой. – Она надеялась, что это так. Кроме Красных очень многие хотели бы видеть его мертвым или укрощенным, что бы там ни говорилось в Пророчествах. – И его здесь обучат. – Дракон Возрожденный должен получить образование. Он должен знать о политике больше, чем любая королева, о войне больше, чем любой полководец; об истории больше, чем любой ученый. Верин Седай говорила, что большинство ошибок правители допускают от незнания истории, из-за того, что они действуют, не ведая об ошибках, сделанных их предшественниками. – Его можно будет направлять. Ему можно будет подсказывать. – И что самое главное – проследить за тем, чтобы он принимал верные решения.