Новая мозаика - [2]

Шрифт
Интервал

И улетел потом второй.
Мы знали тайный ход на стену,
Как со стены попасть в музей[3].
Нам «море было по колено»,
Коль в окружении друзей.
Я помню, в церковь заходили,
Там в полумраке образа.
Мне кажется, о нас судили
И нас ругали за глаза.
Но, слышны звуки песнопений, —
Под небом детства – купола, —
Мой Ангел, мой хранитель-гений,
За всё звучит тебе хвала!
2016 г.

Коммуналка

Помню нашу коммуналку:
Ряд звонков на двери.
Мне её немного жалко,
«Красной книги зверя».
Вдоль стены по коридору
Вешали корыта.
Лоб разбить чужому впору,
Если дверь закрыта.
Кухня – это центр квартиры,
Точка всех схождений.
Здесь начало «войн и мира»,
«Тесных отношений».
Тут готовят и стирают,
И ведут беседы.
Многое о многих знают —
Радости и беды.
Коль пекут – то угощают
В праздник пирогами.
Детям здесь не запрещают
Бегать под ногами.
В день субботний – семьи в баню,
С веником и шайкой[4].
«Тёти Лизы», «дяди Вани» —
Нет их больше – жалко.
Возле счётчика – жировки[5],
График по уборке.
Радио – с утра речёвки
«Пионерской зорьки»[6].
Так вот жили – не тужили,
Пили чай с вареньем.
В сорок первом уходили
Деды в ополчение…
2016 г.

Гроза

С бабушкой собрались по грибы
На то поле, где пасли коров.
Взяли мы корзинки и воды
И пошли вдоль дачек и садов.
Бабушка «печерками» звала
Те грибы среди коровьих куч.
Нам собрать погода их дала,
Только дождик сыпанул из туч.
Молнии сверкали там и тут,
Гром гремел у нас над головой.
Страшно в поле – словно Божий суд;
Я ревел, закрыв глаза рукой.
Бабушка меня приобняла
И молитву начала шептать.
Испугалась – словно мел бела,
Но раскаты начали стихать.
Мокрые вернулись мы домой.
Чай вприкуску пили целый час.
До сих пор я помню страх тот мой.
Вскоре бабушка «ушла» от нас.
А «печерки» – вкусные грибы,
В магазинах их сейчас полно.
Шампиньоны – лучше нет еды.
Покупаю их уже давно…
2016 г.

Записная книжка

Книга – книжка записная,
Ты утерянной считалась.
Очень старая, родная,
Вдруг взяла и отыскалась.
В ней все живы, кого нету,
Кто уехал – все на месте.
Не разъехались по свету,
Всё по-прежнему, мы вместе.
Только вот какая «фишка», —
Много кануло, как в Лете.
Друг предал не понаслышке,
Та за чувства не в ответе.
Спрятал вновь я эту книжку.
Что-то грустно мне сегодня.
Может, выпил вчера лишку,
То ли жизнь – слепая сводня.
2016 г.

Рынок

Я так люблю бывать на рынке —
Весы, прилавки, гул толпы.
Здесь знают роли без запинки.
Тут зарождение молвы.
Гранат с рубиновой слезою
И виноград – сама краса.
Творог, подёрнутый росою,
Над мёдом сотовым оса.
У всех картошка «Синеглазка»
(Да только нет такой давно),
А груша «Бера» – это сказка,
Хурма, чурчхелла, как в кино.
Там карпы бьются о прилавок,
Сом весь в раздумье – он грустит.
Там продавцы ждут ваших «ставок»,
Коль в кошельках слегка хрустит.
В мясном ряду – мясные туши.
Свиные головы царят.
Чревоугодье застит души
При виде курочек, цыплят.
Вот старушонка меж рядами,
С ней сумка на два колеса.
Спешит в погоне за дарами,
Из-под платка глядят глаза.
Ей кто-то яблочко протянет,
Бананы, что похуже, даст.
Глядишь – и обрези добавит.
Бог «благодетелям» воздаст…
2016 г.

Баллада о российском чае

Чай нам дал Романов первый,
И прижился он в Москве.
Был в начале как целебный,
Стал потом своим вполне.
Чай в России – бренд, как водка
Под солёненький груздок.
Пьют чаёк старик, молодка.
Пьют от жажды, пьют и впрок.
Пьют по-разному: с усладой,
Крепкий, терпкий, листовой.
Может быть он и наградой —
Дарит бодрость и покой.
Пишутся о нём картины.
Кисть Перова – на века.
На Мясницкой магазины,
И вода – Москва-река.
Самовар, труба и шишки,
Да ещё один сапог.
Бабы, купчики, мальчишки,
Сахар, сушки на зубок.
Пот стирая полотенцем,
Чашку вниз перевернут;
Сахар, «колотый всем сердцем»,
С ней остаток возвернут.
Есть и щипчики под сахар,
Для заварки чайник есть.
И купец, рабочий, пахарь
Отдают варенью честь.
Кто медка в чаёк добавит
Иль мелисного листа,
Кто душицею разбавит,
Мяты кто сорвёт с куста.
Чай «вприкуску», чай «внакладку»,
Чай с вареньем или без…
Мы – с вокзала на посадку.
Вдаль уносится экспресс.
И звенит в стакане ложка,
Подстаканник на столе.
Пахнет чай дымком немножко.
Мы – попутчики вполне.
Многие так любят сливки,
Чтобы к чаю поднесли.
А на зоне чай – опивки,
Там чифирчик припасли.
Но всему конец приходит:
Крах «империи», развал.
Чай в пакетах в чашках бродит,
Он взошёл на пьедестал.
Есть в народе поговорка,
Вот она о чём гласит:
Чай российский – он не водка,
Много выпить не грозит.
2015 г.

«Мама, редко тебе я пишу…»

Мама, редко тебе я пишу,
Не ложатся стихи на бумагу.
Оправданий себе я ищу —
Сочинить можно целую сагу.
Ты меня окрестила тайком,
Ты духовность мою заложила.
Я молюсь за тебя – в горле ком,
Надо чаще бывать на могиле.
Это ты приоткрыла мне даль:
Парусов белокрылых скопленье.
Ты поведала мне про Грааль,
Улыбалась моим увлеченьям.
И мой первый, мой детский стишок
Был воспринят под возгласы «Браво!»,
Но презрение вызвал я, шок,
Когда с другом напился «до хлама».
Твои комплексы я приобрёл,
Твои взгляды, твои же смятенья —
В результате, увы, не «орёл» —
«К самоедству» вдобавок сомненья.
И за всё тебе, мама, поклон.
Что ещё мне сказать – я не знаю.
Вновь весны наступает поло́н.
Соберу тебе ландыши в мае.
2016 г.

Друг отца

Слёз я не помню у отца,
Он боль в себе хранил.
Лишь раз один слезу с лица,