Новая имперская история Северной Евразии. Часть II - [9]

Таким образом, Петр достиг взрослого возраста (по меркам эпохи), не имея ни представления об управлении Московским царством и его нуждах, ни интереса к этому. Однако неправильно представлять его живущим в изоляции от окружающей социальной реальности и политики, сосредоточенным лишь на военных играх и пирушках: просто для него был актуальнее другой социальный и культурный контекст, который он воспринимал через призму непритязательного общества обитателей Немецкой слободы. Можно предположить, что особое влияние на формирование политического идеала юного Петра оказала Священная Римская империя германской нации (под властью династии Габсбургов) — причем увиденная иронично-завистливым взглядом выходцев из немецких лютеранских земель, составлявших большинство населения подмосковной слободы.

Так, построенная в 1686 г. при непосредственном участии четырнадцатилетнего Петра возле его загородной резиденции крепость (ставшая центром его военных игр) была названа им Прешбург — то есть Пресбург (современная Братислава), столица венгерского королевства в составе империи Габсбургов. В 1683 г., во время похода османов на Вену, город пал, но его замок так и не был захвачен, став символом непреступной крепости. В это же время Петр собирает кружок приближенных — русских и иностранцев — под названием «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший Собор». Как ясно уже из названия, кружок был создан для проведения разгульных пирушек, однако значение его было куда большим. «Собор» просуществовал фактически до конца жизни Петра, представляя пространство эмансипации от любых традиционных норм: речевых, религиозных, гендерных и т.п. Во многом он напоминал внутренний круг высших опричников при Иване Грозном — та же форма закрытого ордена, номенклатура церковных званий участников («дьяконы», «архидьяконы», «диаконисы» и т.п.), только вместо совместных убийств члены петровского ордена занимались совместным весельем. Примечательно, однако, что во главе «Собора» стояли две высшие фигуры: «князь-папа» и «князь-кесарь» (то есть император). В концентрированном (и потому искаженном) виде «Собор» служил моделью идеализированной Европы, олицетворяемой Римским Папой и императором Священной Римской империи, избираемым собранием имперских князей-выборщиков. Значение «соборных» шуточных отношений и иерархий выходило далеко за рамки пирушек: так, получивший шуточный титул «князя-кесаря» в «соборных» застольях Федор Ромодановский (1640−1717) перенес его в политическую реальность. Начиная с середины 1690-х гг. он фактически являлся главой правительства и одновременно возглавлял Преображенский приказ с функциями тайной полиции — при этом даже в официальных документах он именовался «князем-кесарем».

Примечательно, что сам Петр вовсе не стремился к формальному главенству в создаваемых им структурах: у «Всешутейшего Собора» были свои «князь-папа» и «князь-цезарь», которым воздавались ритуальные почести (сам Петр к 1706 г. занимал лишь четвертый по значимости в «соборной» иерархии ранг «протодиакона»); у гвардейских полков были свои командиры, и Петр числился лишь рядовым чином Преображенского полка, постепенно продвигаясь по служебной лестнице (к 1706 г. дослужившись до чина полковника). Даже на «настоящем» государственном поприще он стремился избегать формального главенства: во время его многомесячных и даже многолетних отлучек из Москвы, начиная с середины 1690-х гг., он без колебаний вверял всю полноту власти «князю-кесарю» Ромодановскому, которого называл в самых серьезных письмах «королем» и даже «пресветлым царским величеством», подписываясь «холопом» и «последним рабом».

При этом Петр ни на минуту не позволял забыть, кто являлся подлинным господином страны, однако создается впечатление, что его больше интересовала не сама власть, а возможность создания «виртуальной реальности», в которой он мог свободно реализовывать свои интересы и желания. Из описания петровских затей 1680-х — 1690-х гг. возникает образ эдакого немецкого армейского капитана или полковника на жаловании в некой обобщенной европейской среде — при этом с неограниченными материальными и человеческими ресурсами в его распоряжении. Это нечто вроде современной ролевой компьютерной игры, в которой игроку удалось отключить ограничения на количество попыток достижения поставленной задачи и объем доступных припасов. Речь идет не о поиске безответственных развлечений — Петр был готов к труду, лишениям и не раз рисковал своей жизнью — а о придании более высокого статуса виртуальной реальности по сравнению с окружающими социальными и культурными реалиями. Петр не пытался изменить (рационализировать, реформировать) существующие институты и отношения, с которыми он был плохо знаком и которыми мало интересовался, — он стремился воплотить в жизнь некий сложившийся в его воображении готовый образ. Это объясняет демонстративную перформативность многих его начинаний (то есть действий, предпринятых ради самого процесса исполнения) и даже иррациональность их: так бывает, когда обретение желаемого (конкретного) антуража важнее достижения некой (обычно абстрактной) цели.