Новария - [55]

На середину зала вышли шестнадцать профессиональных танцовщиц, унизанные с ног до головы бусами и браслетами, составлявшими их единственную одежду, и исполнили танец, состоящий из семенящих шажков и ритмичного покачивания руками и головой.

— Как Ваше Высочество смотрит на то, — спросил Джориан, — чтобы выйти на террасу подышать свежим воздухом?

— С-с удовольствием.

* * *

Когда они вышли из зала и очутились под звездным небом, Джориан заметил:

— Кажись, брань святого старца не испортила праздника.

— О, эти мальванцы! Вечно талдычат о с-своей нравственной чис-с-тоте. Вина нельзя, мяс-с-а нельзя, любовника нельзя, ничего нельзя. А как узнаешь их поближе, так они грешат ничуть не меньше вс-сех прочих, только втихомолку. Теперь они вернутся домой с чувством ис-сполненного долга: как же, позволили юродивому с-себя поучать и ничуть не обиделис-с-ь, а значит, имеют полное право обделывать с-свои делишки.

— У нас вот в Кортолии тоже как-то раз завелся один мальванский святой, — сказал Джориан, — так пока от него отделались, он чуть все королевство не развалил.

— Расскажите мне об этом с-святом!

— С превеликим удовольствием. Дело было давным-давно, в царствование короля Филомена Доброхота — отца более известного у нас короля Фузиньяна.

У короля Филомена, без сомнения, имелось больше благородных чувств и добрых намерений, чем у любого из новарских королей. К тому ж он был не дурак, но увы! У него напрочь отсутствовал здравый смысл. По одним преданиям выходит, что это результат особого расположения планет в момент его рождения. Другие утверждают, что когда феи собрались на его именины, та фея, которая хотела наделить его здравым смыслом, увидела другую фею в точно таком же, как у нее самой, платье, страшно разозлилась и с досады покинула празднество, унеся с собой подарок. Так что Филомен вырос, наделенный всеми достоинствами — храбростью, честностью, трудолюбием, добротой, ну, всем — кроме здравого смысла.

Раз пришла Филомену идея назначить в министры призрака, а тот придумал такую систему пособий, что вконец разорил королевство. Вот тут-то и появился в Кортолии святой старец Аджимбалин. Новый Филоменов министр, Ойнэкс, до своего высокого назначения был мелким казначейским чиновником и так трепетал перед королем, что лишнее слово в его присутствии боялся вымолвить. Поэтому Аджимбалин вскоре совсем обжился во дворце и принялся нашептывать советы на ухо Филомену.

Филомен свои уши охотно подставлял, потому как винил себя в провале системы пособий и в лишениях, какие от этого проистекли, но еще больше винил себя за то, что не может сделать всех кортольцев такими же чистыми, неподкупными и добродетельными, каков он сам. «Нечему удивляться, — говорит Аджимбалин, — потому как ты и весь твой народ погрязли в мерзких, греховных привычках». — «Я считал, что живу разумной добродетельной жизнью, — отвечает Филомен, — но возможно, Святой Отец, тебе удастся убедить меня в обратном». — «Чтоб ты и твой народ обрели спасение, — молвит отшельник, — ты должен пойти по пути нравственного совершенствования, какой я тебе укажу. Будем надеяться, что твой пример увлечет подданных и они последуют за тобой; а ежели пример и увещевания не подействуют, перейдем к суровым мерам. Перво-наперво забудь о горячительных напитках, своем... тьфу... вине и... тьфу... пиве». — «Ежели ты пьянство имеешь в виду, — говорит Филомен, — так я тут своей вины не нахожу. Я отродясь не напивался». — «Не-е, — гнет свое Аджимбалин, — я имею в виду, что от выпивки придется отказаться насовсем». Вот так он вскоре и перевел весь двор на фруктовые соки, вроде пунша, что мы давеча пили. Принести вам еще?

— Нет; пожалуйс-с-та, рассказывайте дальше.

— Аджимбалин хотел было распространить запрет на всю Кортолию, но тут вмешался Ойнэкс и доказал, что после недавних провалов королевской казне необходимы подати. Поэтому полное запрещение пива и вина пришлось отложить до лучших времен.

В скором времени Аджимбалин говорит королю: «Ты должен отказаться от гадкой привычки есть мясо убитых животных. Она указывает, как мало в тебе надлежащего уважения к жизни. Ты уверен, что один из твоих предков не воплотился в корову или свинью какую твои слуги зарезали тебе на обед?» Так что король и двор перешли на диету из злаков и овощей — вроде той, на какую меня здесь посадили.

А святой старец гнет свое. «Теперь, — говорит, сын мой, придется отринуть мерзкую похоть — ты не должен сходиться с женой. Поскольку, — говорит, — вожделение есть источник всех горестей, только подавляя вожделение и отвергая мирские привязанности, сумеешь ты достигнуть счастья и избежать несчастий». — «Но я, — возражает Филомен, — пекусь в основном не о собственном счастье, а о процветании моих подданных!» — «Тем лучше, — не унимается Аджимбалин. — Следуя моим жизненным предначертаниям, ты не только сам достигнешь невыразимого блаженства, но приобретешь такую силу и мудрость, что без труда решишь проблемы своего королевства. Запросто сможешь перепрыгнуть городскую стену либо слона поднять. Познаешь тайны сорока девяти небес мальванских богов и сорока девяти преисподних мальванских демонов. Тебе больше не понадобится армия, потому как ты сможешь в одиночку разбить любого неприятеля. Но все эти вещи недоступны для того, кто засовывает свою мерзкую плоть в женское тело». — «Ежели все мои подданные, — отвечает на это Филомен, — откажутся исполнять супружеские обязанности, в Кортолии вскоре и вовсе людей не останется». — «Тем лучше, — говорит мудрец. — Коли люди перестанут рождаться в нашей реальности, их души хочешь-не-хочешь перейдут в следующую реальность, вместо того, чтоб снова и снова возвращаться в эту юдоль страданий и горя. Так что ты, ежели желаешь подать пример, с нынешнего дня должен жить со своей королевой, как брат с сестрой».