Нормальные люди - [22]

Она больше не смеется. Со странным выражением лица отбрасывает волосы со лба.

Вот это да, говорит она. Давно я таких слов не слышала.

А Гарет не говорит тебе, что ты красавица? Или он слишком занят драмкружками и вообще?

Дебатами. А ты – страшно жестокий.

Дебатами? – хмыкает Коннелл. Только не говори, что он водится со всякими нацистами.

Губы Марианны сжимаются в тонкую линию. Университетскую газету Коннелл читает редко, но все-таки слышал о том, что в этот самый дискуссионный клуб приглашали с речью неонациста. Это гремело на все социальные сети. Даже в «Айриш таймс» была статья. Сам Коннелл никаких комментариев по этому поводу в фейсбуке не писал, но лайкнул несколько записей с требованием отменить встречу – это, пожалуй, был самый смелый гражданский поступок за всю его жизнь.

Ну, мы с ним не во всем сходимся, говорит она.

Коннелл смеется – ему почему-то приятно, что она в кои-то веки проявила слабость и неразборчивость.

Я-то думал, что я урод, раз начал встречаться с Рейчел Моран, говорит он. А твой дружок отрицает холокост.

Он просто за свободу высказываний.

А, ну здорово. Благодарение богу за умеренных белых. Кажется, так когда-то написал доктор Кинг.

И тут она смеется от всей души. Снова показываются мелкие зубы, она прикрывает их ладонью. Он отхлебывает пива и смотрит на ласковое выражение ее лица, по которому так скучал, и ему кажется, что между ними происходит что-то очень хорошее, хотя потом он, наверное, будет ругать себя за каждое сказанное ей слово. Ладно, говорит она, с идеологической чистотой у нас обоих не очень. Коннелла подмывает сказать: надеюсь, Марианна, в постели он то что надо. Это ее точно позабавит. Но что-то, наверное застенчивость, не дает вымолвить эти слова. Она смотрит на него, прищурившись: а ты опять встречаешься с проблемной девицей?

Нет, говорит он. Даже с беспроблемной не встречаюсь.

Марианна с любопытством улыбается. Трудно знакомиться? – говорит она.

Он пожимает плечами, а потом неопределенно кивает. Тут не совсем как дома, да? – говорит он.

У меня завелись подружки, могу познакомить.

Да неужели?

Да, теперь завелись, говорит она.

Вряд ли я им понравлюсь.

Они смотрят друг на друга. Она слегка покраснела, помада на нижней губе чуть-чуть размазалась. Взгляд ее тревожит его, как и раньше, это как смотреть в зеркало на того, у кого нет секретов от тебя.

Что это значит? – спрашивает она.

Не знаю.

Чем ты можешь не понравиться?

Он улыбается, смотрит в стакан. Если бы Найл увидел Марианну, он бы сказал: да не дури. Она тебе нравится. Она действительно именно того типа, что притягивает Коннелла, можно сказать, совершенный образец: элегантная, на вид скучающая и полностью уверенная в себе. Он не может отрицать, что его к ней тянет. После всех этих месяцев вне дома жизнь сделалась куда масштабнее, а его личные драмы выглядят куда малозначительнее. Он уже не тот тревожный, подавленный мальчишка, которым был в школе, когда влечение к ней пугало, точно приближающийся поезд, – вот он и бросил ее на рельсы. Он знает, что ее шутки и заносчивость – лишь попытка показать, что она не держит на него зла. Он мог бы сказать: Марианна, я поступил гнусно, прости меня. Он всегда думал, что, если увидит ее еще раз, скажет именно это. Но она, похоже, и возможности такой не допускает, а может, это он трусит, или и то и другое.

Не знаю, говорит он. Хороший вопрос, правда не знаю.

Через три месяца (февраль 2012 года)

Марианна садится на переднее сиденье машины Коннелла, закрывает дверь. Волосы у нее немытые, она подтягивает к себе колени, чтобы завязать шнурки. От нее пахнет фруктовым ликером – ничего в целом плохого, но и ничего хорошего. Коннелл занимает свое место, запускает двигатель. Она бросает на него взгляд.

Пристегнулась? – говорит он.

Смотрит в зеркало заднего вида, как будто сегодня день как день. На самом деле сейчас утро после вечеринки в «Свордс», где Коннелл не пил, а Марианна пила, так что день не как день. Она послушно пристегивается, чтобы показать, что они по-прежнему друзья.

Прости за вчерашнее, говорит она.

Она пытается произнести это так, чтобы в словах прозвучали одновременно: извинение, мучительное смущение, добавочное притворное смущение – оно сводит к шутке и на нет первое, мучительное, – и понимание, что ее простят или уже простили, желание объявить все «ерундой».

Да ладно, говорит он.

Правда, прости.

Ничего страшного.

Коннелл отъезжает. Он вроде бы отмахнулся от того, что случилось, но ее это почему-то не удовлетворяет. Она хочет, чтобы он осмыслил произошедшее прежде, чем она сделает следующий шаг, или ей просто хочется выставить себя безвинной мученицей.

Я вела себя неприемлемо, говорит она.

Да ладно, ты просто напилась.

Это не оправдание.

И здорово слетела с катушек, говорит он, а я это слишком поздно понял.

Да. Я типа как на тебя набросилась.

Теперь уже он смеется. Она подтянула колени к груди, обхватила ладонями локти.

Ты на меня не набрасывалась, говорит он. Просто такое бывает.

А случилось вот что. Коннелл отвез Марианну на день рождения в дом их общего друга. Они договорились, что останутся на ночь, а утром Коннелл отвезет ее обратно. По дороге они слушали