Номера - [11]

В сарае было темно. Дана не двигалась, боясь, что может опрокинуть что-нибудь или споткнуться обо что-то на полу.

— Где мы? — тихо спросила она.

— Это склад для нашего спортивного оборудования. Я включу свет. Закрой глаза, так им не будет больно. Привыкнешь к свету за секунду.

Она опустила голову и сделала, как он просил. Потом услышала мягкий щелчок выключателя и открыла глаза, моргнув несколько раз. Это, конечно, не яркий верхний свет, но его было достаточно, чтобы оглядеть помещение. Вдоль одной из стен выстроились полки, длинная скамья стояла напротив. Под деревянными сиденьями находились коробки, наполненные разными мячами.

— Тут можно уединиться, и здесь теплее, чем снаружи. Ты можешь сесть, если хочешь.

Сиденья из деревянных реек были неудобными, но она села. Морн замешкался и затем присоединился к ней, устроившись от нее в нескольких футах. Он не глядел на нее, вместо этого пристально смотрел на шкаф. Молчание росло вместе с неловкостью, пока Дана не заговорила:

— Как прошел твой день?

— Хорошо. А твой?

— Мне провели небольшую экскурсию по офисам, зданию Службы безопасности, а потом мы пообедали в баре.

Он взглянул на нее, и уголки его губ опустились вниз с явной неприязнью.

— Ты танцевала с Видами? — Его ноздри раздулись, когда он вдохнул. — Я не чувствую их запах на тебе.

— Нет. Я просто смотрела, хотя многие из них танцевали. Несколько мужчин меня приглашали, но я не очень сильна в танцах.

— Тебе не нравится танцевать, или ты не любишь, когда мужчины прикасаются к тебе?

— Я не общительная и не хотела привлекать много внимания к себе. Я умею танцевать, но мне не нравится делать это с незнакомцами. Пол и Бекки выходили на танцпол несколько раз. Я просто оставалась за столом.

Он расслабился, с плеч спало напряжение.

— Я не танцую. Боюсь, что другие станут смеяться надо мной. Нам не давали слушать музыку в «Мерсил». Это все в новинку.

— А твоя жена? Она танцевала?

— Моя пара болела, когда нас освободили. Проводила все свое время в нашем доме, подключенная к аппаратам. Не хотела оставаться в больнице, поэтому ее поместили дома, приспособив все к ее потребностям.

Дана кивнула:

— Понимаю. Мы делали тоже самое для Томми, ближе к концу, но он хотел попробовать еще одно лечение с очень маленьким шансом на успех. Его госпитализировали за десять дней до смерти. Мы думали, что он продержится дольше, иначе я бы настояла, чтобы его отправили домой. — Дана попыталась оттолкнуть вдруг нахлынувшую печаль. — Думаю, он спланировал это, чтобы у меня не осталось воспоминаний о его кончине в нашей спальне.

— Я переехал в мужское общежитие после того, как потерял свою пару. Не вынес постоянных напоминаний в нашем общем доме.

— Это тяжело, — призналась Дана. — Мне, наверное, тоже нужно было так сделать, но я люблю наш дом. Так много хороших воспоминаний связаны с ним, что они перевешивают плохие. Нам посчастливилось купить дом нашей мечты с первого раза.

Морн нахмурился.

— Большинство людей покупают то, что называется «первым жильем», а позже приобретают дом, о котором мечтали, но не могли себе позволить сразу. Томми унаследовал деньги от своей семьи и владел собственным бизнесом. Он продал его, когда узнал, что у него серьезные проблемы со здоровьем, но мы всегда были финансово обеспечены и не нуждались в деньгах.

— Понятно.

Молчание затягивалось. Дана сообразила, что Морн не очень разговорчивый, и решила его мягко подтолкнуть.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Он отвернулся.

— Нет.

Она решила начать сама этот трудный разговор.

— Ты хочешь поговорить? Задать мне какие-нибудь вопросы?

— О чем в твоей паре ты скучаешь больше всего?

Это был сложный вопрос. Дана задумалась.

— Не могу назвать что-то одно, но если начать перечислять, во-первых, я бы упомянула про смех. — Она улыбнулась воспоминаниям, пробившимся сквозь ее мысли. — С Томми было очень весело. Он мог заставить меня смеяться несмотря ни на что. — Придя в себя, она сказала: — Я скучаю по нему, когда забираюсь в кровать. Я чувствовала себя в безопасности и сразу же прижималась к нему, прежде чем уснуть.

Морн повернулся к ней лицом. Встретившись с ним взглядом, Дана поразилась слезам в его глазах. Синие и осенние оттенки, казалось, стали ярче, и у нее перехватило дыхание.

— Я жил только ради своей пары, а теперь у меня никого нет.

Дана не понимала этого.

— Как ее звали?

На его щеке задергался нерв, а слезы высохли.

— Я не могу произнести вслух ее номер. Слишком больно.

— Номер?

— Она не выбрала имя. «Мерсил» присваивала нам номера. Я отказывался взять имя, пока она не умерла, раз у нее его не было.

Для Даны это звучало ужасно и душераздирающе. Женщина, которую Морн любил, болела, и когда наконец-то оказалась на свободе, не смогла воспользоваться ею в полной мере. Она мысленно представила себе надгробие с выгравированным на нем простым номером вместо имени. Так трагично.

— Мне очень жаль.

— Это не твоя вина. И не все люди одинаковые, я знаю. Ты не причастна к ее гибели.

— Мне так жаль, что вам пришлось такое пережить. Назови это извинением за всех козлов в мире. Жизнь несправедлива.

— Нет. — Он потянулся к ней, но не прикоснулся.