Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза - [12]

Мы пришли на исторический факультет университета 1 сентября 1939 года — в день начала второй мировой войны. Ложившаяся в тот день на судьбу нашего поколения зловещая тень казалась светлой по сравнению с только что пережитым мраком ежовщины. Нудные лекции о классообразовании не перекликались в нашем сознании с рыскавшими еще недавно по городу черными машинами НКВД, с ночными обысками, с безысходным горем наших одноклассников, оказавшихся обездоленными сиротами — детьми «врагов народа».

Мы еще не понимали, что на наших глазах развернулся кровавый заключительный акт подлинного, а не книжного процесса рождения господствующего класса.

1. «Практическая цель»

Любая книга по истории КПСС начинается с рассказа о создании первой марксистской группы в России — «Освобождение труда». Возникшая более 100 лет назад, эта группа впервые перевела на русский язык ряд работ Маркса и выступила за развитие России по указанному Марксом пути. В группу входило всего несколько человек, но каждое имя запечатлелось в истории русского рабочего движения: Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич, В. Н. Игнатов, Л Г. Дейч.

Случай захотел, чтобы я школьником познакомился с почти 80-летним Л. Г. Дейчем и часто бывал у него. Мой умерший еще до революции дед — инженер путей сообщения в Восточной Сибири — в восьмидесятых годах прошлого века помогал там ссыльному, с трудом и не без риска для себя устраивал его на работу, и Дейч сохранил теплую привязанность к нашей семье. В результате я мог возбуждать страшную зависть своих одноклассников тем, что у меня оказался общий знакомый с Фридрихом Энгельсом.

Милый Лев Григорьевич, переписывавшийся с разными странами, не только регулярно снабжал меня почтовыми марками. Крошечная двухкомнатная квартирка в Доме ветеранов революции на Шаболовке[56] была местом, где я много раз слушал рассказы Дейча о далеких днях, когда русская социал-демократия делала свои первые шаги. Школьника, долбившего казенное обществоведение и историю, завораживало в этих рассказах то, что Ленин, Плеханов, Троцкий были в них живыми людьми, со своими характерами, настроениями и слабостями, с колебаниями и размышлениями, а не схемами, где первый был всегда и во всем вождем, второй — оппортунистом, третий — врагом. Так через толщу полувека веяла на меня атмосфера первых лет марксистского революционного движения в России.

В словах Дейча мне стала понемногу открываться главная проблема, вставшая тогда перед русскими марксистами, — проблема исторической отсталости России, невозможности для этой страны, сделавшей первые шаги к капитализму, совершить прыжок в послекапиталистическое общество.

— Вот ты, Миша, и твои приятели, — говорил Лев Григорьевич, — все вы, вероятно, хотели бы стать сегодня же исследователями стратосферы или Заполярья. Но вы при всем желании не можете этого сделать: вы дети, вы не в состоянии по собственной воле стать взрослыми, выскочить из своего возраста. Так же и я не могу выскочить из моего возраста и стать таким, как ты — школьником, хоть уж как хотелось бы! Не мы определяем степень нашего возрастного развития, оно определяет нас. Это верно не только для каждого, из людей в отдельности, но и для всех них вместе, для всего человеческого общества. Могла ли тогда Россия или любая другая страна, находившаяся на ранней стадии развития, по собственной воле вдруг одним скачком оказаться впереди более развитых стран? Теория Маркса говорила, что это невозможно. О том же свидетельствовали и исторический опыт, и жизненный опыт каждого из нас, и, наконец, простая логика. Вот в чем была вставшая перед нами, марксистами, проблема. Рассказывают вам об этом в школе?

Нет, в школе об этом не рассказывали. В школе коротко упоминали, что оппортунисты всех мастей, помогая буржуям, клеветали, будто Россия не созрела для пролетарской революции, но верный марксист Ленин разгромил оппортунистов. Что среди последних оказался и Маркс, нам в голову не приходило.

Между тем для русского марксиста — такого, который действительно убежден в правильности теории Маркса, а не просто старается использовать его тезисы в своих интересах, — проблема была, и нелегкая.

Ситуация в России в те годы имела немало так хорошо знакомых нам черт. Огромное государство с мощным аппаратом полиции, с установившимися традициями самодержавия и забитым народом. Как могли революционеры перевернуть такую махину? Где было найти точку опоры? «Земля и Воля» рассчитывала на крестьянство — самый многочисленный класс тогдашней России; эти надежды не оправдались. Народовольцы делали ставку на индивидуальный террор; но результатом было устранение отдельных лиц, а не системы. Было известно, что в далекой индустриальной Англии Маркс и Энгельс указали на рабочий класс как на силу революции. Но они имели в виду промышленно развитые страны, а в России рабочих было еще мало, да и те выходцы из крестьян, кадрового пролетариата не было.

Что оставалось русским марксистам? Пропагандировать идеи Маркса и Энгельса, просвещать рабочих, постепенно готовиться к отдаленным боям будущего, а пока страстно ожидать предсказанную Марксом и Энгельсом, но почему-то задерживавшуюся пролетарскую революцию в развитых странах Западной Европы. Конечно, нелегко было смириться с мыслью, что придется ожидать развертывания естественно-исторического процесса; в масштабе истории он, может быть, протекает быстро, но отдельному человеку не прожить так долго, не увидеть Петербургской коммуны и бесклассового общества в России.