Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца - [39]
— Вы действительно знаете его? — подошел я к Боби с телекамерой.
— Знаю, — он подмигнул мне.
Я понял его, выключил камеру. Боби действительно что-то знал. Не стоило приставать в суматохе, надо было выждать удобный момент для продолжения репортажа.
Этот день прошел как весьма приличная телепрограмма.
Сэр Крис звонком из Лондона подтвердил намерение Би-Би-Си заплатить мне миллион. При этом он просил пленки. Я ответил, как и прежде, что накапливаю материал, что пришлю репортаж, когда сочту дело сделанным. «О'кей», — ответил деловито потомственный лорд и тотчас поинтересовался, какая у нас погода.
— Дрянь, — ответил я, взглянув в окно, и поежился, вспомнив двух новобрачных у гондолы шара.
Мимо моего этажа проплывала серая мокрая вата; окно было зашторено чем-то веселым, пестрым, как, вероятно, и у сэра Криса в его кабинете. Впрочем, ни Крис, ни весь остальной мир не вспоминали больше уютную электронную гондолу, покоившуюся в самой что ни на есть глубокой тишине Атлантики…
В двенадцать началось совещание в конторе администрации. Присутствовали мэр города и личный представитель губернатора. Кроме меня, в комнату, обставленную по европейскому образцу восемнадцатого века, были допущены два репортера из «Чикаго трибюн», одной из старейших газет. Мне нравилось здесь все — резные кресла, бронза, хрусталь, фарфор; захотелось даже спокойно устроиться на твердом сиденье, опереться о музейную спинку, вытянуть и положить на столик одного из Людовиков ноги. Но я должен работать для своей фирмы, точнее, для Би-Би-Си.
Администратор — тот самый черный грач — от имени хозяев Большого Джона разъяснил, что жизнь небоскреба протекает в соответствии с установленным порядком, что на всех ста этажах не должно быть места ни панике, ни суете, а тем более распространению каких-либо домыслов (одним глазом администратор взглянул на ребят из «Чикаго трибюн») и что он лично имеет свидетельство пострадавшего повара о том, что плита взорвалась по причине технической неисправности.
— Так, так, — произнес в тишине Боби. — Значит, ничего не случилось?
— Случился обычный акт хулиганства, если вы имеете в виду угрозу террористов. Вот и все, господа! — Администратор попытался на минуту стать этаким своим парнем, но, по-моему, роль ему не очень-то удалась. И он сам догадался, взмахнул фалдами своего рабочего фрака, продолжил с пафосом: — Большой Джон есть Большой Джон. Это марка нашей компании. И именно в силу исторической репутации Джон может привлечь внимание любых нарушителей общественного порядка! Надеюсь, — он нагнулся к главе города, — вы не возражаете против такой формулировки, господин мэр? Разве не случаются время от времени в Чикаго разные мелкие неприятности?
Господина мэра я взял крупным планом, и он сразу это уловил, внутренне насторожился. Не было в нем ничего привлекательного: оплывшее маслянистое лицо, утопленные, как патроны в патроннике, глаза. Вот, пожалуй, глаза… Они стреляют всякий раз на любой вызов, но по-разному…
— В Чикаго все бывает, — просто сказал мэр и подмигнул в глазок моей камеры. — Верно, Джон? Ты ведь не первый раз в Чикаго… Да? А теперь еще и отвечаешь за судьбу этого Джона… — Он обвел руками помещение, обернулся к газетчикам и неожиданно рассмеялся. — Да, да, друзья, в Чикаго… в Чикаго… вы знаете… все может ведь случиться…
Администратор визгливо поддакнул. Газетчики никак не прореагировали на грубую хитрость. Представитель губернатора вообще не проронил ни слова — сидел как истукан. Боби сопел носом, как преодолевающий пространство паровоз на картине Тёрнера. Я взглянул на него с удивлением: неужели опытный шеф полиции накаляется? И Боби, опередив движение моей камеры, успокоился, вытянул и положил на столик одного из Людовиков ноги в наимоднейших ботинках. Я снял его суперботинки.
Все поняли, что хозяин положения здесь Боби, и приумолкли. И он молчал. Даже задремал и уже начал чуть похрапывать. Что ж, бывает так, что человек в самые напряженные минуты проваливается в короткий внезапный сон…
— Скажите, дружище, — спросил шеф полиции, не поднимая век, — сколько стоил тогда Большой Джон?
— Разрешите разузнать, — нервно каркнул администратор, — когда — тогда?
— Ну, при постройке… — Шеф приоткрыл один глаз.
— Девятьсот сорок миллионов долларов!
— Тех самых долларов? — уточнил Боби. — Еще до девальвации?
— Девятьсот сорок миллионов полноценных долларов, — педантично уточнил администратор.
— И вы жалеете пяти? — Шеф открыл второй глаз. — Пяти нынешних?.. При всей-то вашей прибыли?
Администратор понял наконец, что попал в обычную сеть для ловли дураков.
— А вы хотите, чтоб мы поддались шантажу? — Он говорил это Боби, а обращался ко мне, к моей камере. — Чтоб мы сдались черномазым?.. Кинули им в зубы всю эту мелочь?
Он и в самом деле рассердился, сжал кулаки, встал перед спокойно развалившимся Боби, словно желая вызвать его на бой.
Назревал конфликт. Очень интересный для телерепортажа. Под белой сорочкой, скрытой черным фраком, билось сердце тайного расиста.
— Кто это вам сказал, что пять миллионов — мелочь? — Боби осторожно снял ноги со столика. — Про черномазых? У вас есть данные? Вы их что, видели? А?
