Ноктюрн - [27]

Стук повторился, негромкий, осторожный. Нет, это не враг. Враги бы вломились в дом без стука.

— В чем дело? — тихо спросил Вентэро, приоткрыв верь. — Кто там?

— Здесь живет рыбак Вентэро?

Вентэро замер от неожиданности.

— Селестино! — прошептал старик. — И ты отступаешь! Неужто так плохи наши дела?

— Я не отступаю, отец. Мой отряд напал на вражескую автоколонну и уничтожил ее. Один грузовик с оружием и боеприпасами мы захватили. Но прорватья к своим не удалось — на дорогах вражеские танки. Надо спрятать оружие. Мы останемся здесь, в тылу, и будем продолжать борьбу.

Старик затушил лампу и тихо, чтобы не разбудить жену, сказал:

— Вот что, Селестино, тут неподалеку Черный мыс. Ты его помнишь. Лесной тропой туда нетрудно добраться. Мыс вдали от людских ушей и глаз. Даже на лодках норовят его обойти. Ты был еще маленький, когда в бурю на подводных камнях разбилась моя лодка. Я долго плыл вдоль отвесной скалы, а потом волна швырнула меня в темную расщелину. За ней оказалась подводная пещера, в которой без труда уместится десяток лодок. Есть там и сухая каменная площадка, даже в бурю и часы прилива ее не заливает вода. В этой Ведьминой пещере я провел целый день, пока не утихло море. Потом, когда рассказывал рыбакам, они смеялись, не верили. Селестино, я думаю, эта пещера вам подойдет. Добраться туда нелегко, зато уж надежно.

— Времени у нас мало, отец. Вот-вот ворвутся фалангисты. Да и светать скоро начнет.

— Поезжайте берегом, машину остановите в бухточке между Святым Себастьяном и Черным мысом. Дорога туда вдоль моря, берег пологий. А я пойду на моторке.

Вентэро взял веревку, фонарь, канистру с бензином и быстро спустился на пристань. Завел мотор, и лодка, мерно попыхивая, заскользила по глади залива, слегка светившегося в лучах молодого месяца. Отойдя от берега, старик прибавил обороты. С берега дул ветерок, море было спокойно, в такую погоду не страшны подводные скалы — их легко разглядеть по окаймляющим серебристым кольцам.

На опушке леса среди сосен заалел уголек трута. Кто-то прикуривал. Подплыв к берегу, Вентэро тихо свистнул. Из темноты вынырнул человек, подошел к лодке.

— Ты, Селестино?

— Я, отец. Оружие выгрузили, спрятали в кустах.

— А как быть с машиной? По ней вас могут обнаружить.

— Ничего, машину тоже спрячем.

Селестино спустил ее с тормозов, включил зажигание, и грузовик покатился вниз по склону. На краю обрыва на миг повис над морем и, перевернувшись, ушел под воду. Из леса к лодке спустились восемь человек, обвешанных винтовками, патронами.

— Еще у нас несколько ящиков взрывчатки, два пулемета да пара мешков с провизией. Все сразу не увезешь, придется возвращаться, — сказал Селестино.

— Пожалуй, ты прав, — согласился отец. — Пусть четверо из вас пойдут со мной, помогут выгрузить.

Мотор едва тянул отяжелевшую лодку. Хорошо, что не было ветра, иначе выйти в море с таким грузом было бы делом рискованным.

Старый рыбак, напрягая зрение, приглядывался к прибрежным утесам. Где-то здесь должна быть пещера, спасшая ему жизнь. Да, у подножия кручи под густою сеткой дикого винограда слабо чернела расщелина. Вентэро выключил мотор, веслом раздвинул нависавшие лозы, и лодка, качнувшись, скользнула в темную брешь. Пахнуло сыростью и прохладой.

Вентэро засветил фонарь. В тусклом свете блеснуло круглое озерцо, каменные скаты его берегов были влажны, за ними виднелась уходившая в темноту площадка.

— Ну, Селестино, как тебе нравится? Тут сам черт вас не сыщет.

— Прекрасно! Вот уж не думал, что под этими скалами такая прекрасная гавань. А теперь за дело, рассвет уж близок!

Когда все переправили в пещеру, Селестино повез отца на берег.

— Селестино, лодка пусть останется у вас. Лодок у нас хватает. Если завтра дотемна продержится безветрие, я привезу вам одеяла и что-нибудь поесть. Паламосские рыбаки, как бы ни были бедны, сумеют обеспечить своих друзей. Я подплыву к пещере и запою — это будет означать, что все в порядке. В добрый час, сынок... Набери сухого хвороста, разведете костер. Пока темно, дыма не видно, погреетесь...

— Отец, только матери ничего не говори! Пусть уж лучше ничего не знает.

— Будь спокоен! Никому не расскажу. У слов длинные ноги. За день свет обойдут.

Весна 1939 года выдалась солнечной, теплой. Уже в феврале в Каталонии цвел миндаль. В горах таял снег. В белой пене клокотали по склонам ручьи.

Неподалеку от поселка женщины, стоя босиком на гладких камнях, стирали в ручье белье. Обычно звонкие их голоса перекрывали журчание воды, звучали песни, девушки тут же, на зеленых лужайках, пускались в пляс.

Хмурыми, нелюдимыми стали в последнее время женщины. Девушки сидели дома, вязали от нечего делать, с опаской оглядывая в зарешеченные окна каждого прохожего. И мужчины, как бывало, не собирались на площади побалагурить, почесать языки. Закроют дверь на засов, подсядут к очагу, уставятся на тлеющие угли и тянут трубку за трубкой. А если кто постучится, медленно встанут и, прежде чем отодвинуть засов, недоверчиво спросят:

— Ну кто там? Чего надо?

Военный гул на подступах к Пиренеям понемногу затихал. В жестоких боях фашисты оттеснили республиканцев к французской границе. Беженцы, не успевшие перебраться через горы, возвращались в свои разграбленные дома. Не всем из них довелось увидеть, как в родном саду расцветает миндаль. На обратном пути многих сразили пули фалангистских карателей.