Нокаут - [7]

Шрифт
Интервал

Когда два дюжих санитара открыли дверь председательского кабинета, им предстала дивная картинка античного мира. Жертва гнусных происков Локка и Ницше возлежала на диванчике и умащивала свое тощее волосатое тело гуммиарабиком. На универсальной голове красовался венок из образцов продукции подвязочного цеха. Бутылка чернил, видимо, представляла собой амфору с фалернским вином, а дымящаяся кучка пепла — все, что осталось от многочисленных приказов, — курящиеся благовония.

— А! Амикус Плято! — радостно приветствовал «Аристотель» врача. — Привет, старая куртизанка. Возврати мне два миллиона талантов.

Доктор с санитарами и не думали производить валютные операции. Быстро сломив сопротивление больного, они ловко взяли его под руки, и через пять минут «скорая помощь» уже мчалась по улице, увозя буйствующего председателя.

Каких только догадок и предположений не высказали работники «Идеала» по поводу болезни Тихолюбова. Многие и не предполагали у Мирослава Аркадьевича эрудиции, которую он проявил при столь трагических обстоятельствах. Выяснилось однако: бывший председатель учился в гимназии, собирал книги, особенно философские.

Сошлись на том, что Тихолюбов истощил нервную систему чтением Гегеля, Фихте и K°. Кроме того, Мирослав Аркадьевич — старый холостяк, а это, как известно, не проходит безнаказанно (мысль высказана женской половиной коллектива). Ограбление послужило толчком для развития болезни.

— Сколько разов говорила я сердешному, — резюмировала сторожиха тетя Маша. — Плюнь ты на Локова. Чего доброго, глядишь, тронешься. А он все на своем стоит: «В Локове, в мыслях его — смысл жизни моей. Там такая штука полезная! Я уже кое-что придумал!».

Ну, мыслю, не иначе, как сокращение штата порешил председатель затеять. Не доведет этот Локов до добра! Вот ведь и Веньямин Леонидыч — стираю я у него — тоже хвилосовствует. Прихожу намедни за бельем, а он и ляпни: «Мыслишь, бабуся, что в руках держишь?» — «Мыслю, — отвечаю, — исподнее твое». — «Нет, — говорит, — не сознаешь. Это вещь для нас, а в конечном итоге стопстанция, материя бесконечная и вечная». Старушка горестно вздохнула.

— Оно и верно — материя, трикотаж жиденький… Женился бы касатик. Начитался в книжках умных слов.

Мало-помалу жизнь в «Идеале» вошла в свою колею. У кормила правления артели встал бесстрашный Галифе. Сотрудники навестили Тихолюбова. Доктора произнесли заковыристое латинское слово и, печально кивая головами, советовали «не терять надежды».

Вскоре уголовному розыску удалось поймать грабителей. Воры успели продать лишь каракулевую шапку Мирослава Аркадьевича, его зимнее пальто да две-три случайно прихваченные ими книжки. Как объяснили рецидивисты, «один очкарик дал пятерку за какие-то «Мысли» в сером переплете, а узбек или таджик отвалил полсотни за растрепанную книгу с чудным названием: не то «Тот говорил», не то «Так заговорил». Учебник физики еще маханули. Вот и все, гражданин начальник».

Доктора привозили несчастного Тихолюбова в его квартиру, показывали вещи, стеллаж с книгами, на котором висел картонный плакатик, выполненный собственноручно Мирославом Аркадьевичем:

«Книги никому не выдаются, ибо приобретены аналогичным способом».

Тщетно. Умалишенный, впавший теперь в меланхолию глупо улыбался и повторял как попугай устоявшуюся в его поврежденном мозгу бессмысленную фразу:

— Два миллиона талантов. Система рухнула. Отдайте мне мое миросозерцание!

Лишь однажды, когда больного пришел проведать технорук и заявил: «Вы поправитесь. Два миллиона приветов! Это я вам сказал», Мирослав Аркадьевич встрепенулся, посмотрел на сослуживца до жути умными глазами и отчеканил внятно, четко и непонятно:

— Вы сказали: «Два миллиона приветов»?!.. Наконец-то! Джон Локк, «Мысли о воспитании», серый переплет. Санкт-Петербург, 1890 год, на корешке штамп: «Библиотека Бахкентского кадетского корпуса. Отдел номер два. Номер двадцать два. Страницы сорок-сорок один».

* * *

Лев Яковлевич Сопако не считал себя жуликом потому, что органически не мог не воровать. Специализировался он на хозяйственных преступлениях и более или менее регулярно попадался. Всякий раз, как следователь клал перед собой бланк протокола допроса обвиняемого, Лев Яковлевич прежде всего заявлял о том, что имеет сообщить нечто, смягчающее его вину.

— Видите ли, — ласкал глазами следователя Сопако. — Я очень люблю своих детей. Они такие смышленные, музыкальные. Это я вам сказал. Кроме того, я страдаю клептоманией крупного масштаба.

«Гранд-клептоман» сидел часто — в соответствии с периодами развития страны. Сидел при военном коммунизме и при нэпе, в периоды индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, во время Отечественной войны и в годы восстановления народного хозяйства.

Сидел понемногу. Ему везло. То выручала презумпция невиновности: прокуратура не смогла собрать достаточно веских улик; то подоспевали амнистии и актации. В лагерях Сопако чувствовал себя превосходно. Он умудрялся и там, заведуя баней или читальней, проявить свою своеобразную «любовь к детям». Соседи с удивлением, например, наблюдали, как однажды к подъезду Льва Яковлевича подъехала трехтонка и шофер, кликнув «гражданку Сопако» — женщину рыхлую, чуть ли не с пеленок жалующуюся на больное сердце, — сообщил:


Еще от автора Олег Васильевич Сидельников
Чекисты рассказывают...

Чекисты Узбекистана… Люди разной судьбы, разных поколений, разных национальностей, самоотверженно, не жалея сил и жизни, вступали в схватку с врагами Родины. Об их замечательных делах рассказывает этот сборник.Рассчитан на широкий круг читателей.


Приговор приведен в исполнение...

Роман-хроника «Приговор приведен в исполнение...» посвящен первым чекистам молодой Туркреспублики, их боевому содружеству с уголовным розыском в борьбе за становление и укрепление Советской власти в условиях бешеного натиска белогвардейской контрреволюции, феодально-буржуазной реакции, иностранных интервентов, происков империалистических разведок, а также разгула уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией.


Пора летних каникул

Роман «Пора летних каникул» (прежнее название «Трое у пулемета» рисует картину грозного и героического лета 1941-го года подвиг семнадцатилетних юношей, ставших солдатами.


Одиссея Хамида Сарымсакова

Документальное повествование известного писателя Олега Сидельникова воскрешает яркие страницы Великой Отечественной войны. По крупицам восстановлены этапы жизненного пути героя повествования — штурмана военно-морской авиация Хамида Газизовича Сарымсакова и его боевых товарищей — полярных летчиков, штурманов, солдат и офицеров. Необычная судьба Сарымсакова является предметом пристального и всестороннего исследования писателя. Книга посвящена 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.


Рекомендуем почитать
Когда я брошу пить

Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…


Тридцать восемь сантиметров

-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.


Горе в решете

Не успели неразлучные Алла и Рита выпутаться из одной передряги, как жизнь подкинула им очередной «сюрприз» – при странных обстоятельствах погибает лучшая подруга. В милиции уверены, что произошел несчастный случай, но девушки не верят в такую байку. К тому же в их дилетантском расследовании то и дело всплывают такие факты, которые загонят в тупик даже матерого следователя, не то что двух сыщиц-самоучек…Но сколько веревочке ни виться, а конец виден…И Алле с Ритой под силу как следует дернуть за эту веревочку, чтобы размотать целый клубок таинственных историй, невероятных загадок и необычных происшествий…


Дуля с маком

Могла ли Инна смириться с изменой своего мужа Бритого? Да никогда! И, собрав свои вещички, она ушла из дома. Навсегда! А для начала решила поселиться в уютном пансионате "Санни". Но тихое на первый взгляд местечко оказалось очень даже горячим! Во время утренней прогулки по берегу залива Инна наткнулась на труп. И стала главной подозреваемой в убийстве. Но, видно, злодейке-судьбе этого показалось мало, и вот уже Инна играет роль невесты некоего Альберта, наследника крутого бизнесмена по кличке Хозяин, которому она..


Месть аудитора

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фея Карабина

Второй роман французского писателя Даниэля Пеннака (р. 1944), продолжающий серию иронических детективов о похождениях профессионального «козла отпущения» Бенжамена Малоссена.