Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - [13]
Людмила Анатольевна любила мужа. Однако значительно больше мужа Людмила Анатольевна любила кофейный сервиз «Чайный».
Любимый сервиз был с изящным молочничком, крошечным кофейничком и толстенькой, на крученых ножечках сахарничкой.
Венцом сервизу служил комплект из шести тончайших лазурных чашечек на шести лазурных блюдечках, с коралловыми розочками и золотой каемочкой с краюшку.
Вдребезги разбив лазурную чашечку с коралловой розочкой и золотой каемочкой, Антон Павлович замер, тревожно озираясь и прислушиваясь. Он совершенно точно знал, что будет ему за лазурную чашечку с коралловой розочкой и золотой каемочкой с краюшку.
«Мамочки, я пропал!» – не зная, как спастись от возмездия и стоит ли заметать черепки в совок, думал он.
«Быть может, она захочет похоронить проклятые черепки на даче?» – думал он.
«Скажу, что это не я!» – думал он, глядя сверху вниз на глядящую на него снизу вверх Марсельезу Люпен. Преданная собачонка ради хозяина была согласна на все. Однако добрая Марсельеза никакими усилиями любви не могла бы допрыгнуть вместо Антона Павловича до верхней полки запертого Людмилой Анатольевной на золотой ключик буфета. И открыть его…
Людмила Анатольевна влетела на кухню разъяренным вепрем. Неумытая и непричесанная, со сверкающим, непримиримым взглядом она была страшна.
Антон Павлович попятился.
– Ты! – сказала мужу жена, не находя для него иных слов.
– Ты!.. – повторила она, опускаясь на колени перед черепками разбившегося о кармическое кухонное покрытие счастья.
– Ты… – собирая черепки в ладони, сказала Антону Павловичу жена.
И больше жена ничего не сказала мужу. Впрочем, сказанного Людмилой Анатольевной было вполне достаточно для того, чтобы Антон Павлович почувствовал себя полностью уничтоженным.
Униженный и растоптанный, поникший и презираемый, так и не попив кофейку из лазоревой чашечки с золотой каемочкой, Антон Павлович, больше не чувствуя юношеской легкости в душе и ступнях, поплелся к себе.
В квартире наступило утреннее субботнее безмолвие. В каждой комнате сонно тикали часы. Журчало в бачке. Дождливые слезы стекали по оконным стеклам, капая на карниз.
Всхлипывала над черепками Людмила Анатольевна.
Внезапно она перестала всхлипывать и, тревожно сомкнув брови в одну, обернулась к кухонной перегородке. Из-за нее, едва различимый, похожий на вой ветра в мусорной трубе, вновь доносился ненавистный свист мужа.
«Среди пустынной тьмы, как наново рожденный…» – свистел негодяй.
Людмила Анатольевна выронила черепки.
Запершись в кабинете, Антон Павлович пошел женой, Ф48-Ь4, объявляя белому Кре1 шах.
– Ты! – противным голосом Людмилы Анатольевны сказал Антон Павлович белому королю.
– Ты… – противным голосом Людмилы Анатольевны с угрозой повторил Антон Павлович.
– Ты!.. – добил белого короля противным голосом Людмилы Анатольевны Антон Павлович, после чего, переместившись на белый фланг, благополучно убрал себя с бьющей линии Kpe1-f1 и с удовольствием засвистел:
Глава 2
Уж полночь близится, а Герман где-то бродит…
– Это май баловник, это май ча-а-ро-дей… Веет нежным своим опахалом!.. – сменив репертуар, блеял Антон Павлович из-под кабинетной щели, когда Людмила Анатольевна, застегнув на серой шейке Марсельезы Люпен Жирардо сверкающий стразами ошейник, волокла упирающуюся собачонку мужа к входной двери.
Собака Райского безмолвно боролась; стиснув челюсти и сверкая глазами, мерзавка впивалась в ножки банкеток, сворачивалась на полу креветкой и, проскользив в таком положении еще немного, застревала под мебелью.
Людмила Анатольевна удвоила усилия и, намотав собачонку на рулетку, с силой подсекла.
Марсельеза взлетела, в полете трансформируясь в вихрь, пыльным клубком прокатилась по подзеркальнику, сбив «Хрустальную арфу 1999», полученную Антоном Павловичем за роман «Заволжские хмари», и подбитой молью пала к ногам хозяйки.
– А-антон! Мы-ы уш-ли-И! – крикнула Людмила Анатольевна и, втянув скрежещущую когтями Марсельезу на лестничную клетку, с треском обрушила на голову мужа безмолвное проклятие захлопнувшейся двери.
– В прощанья час закат вставал багряный… – донеслось из-за двери. Сквозняк мелодично позвякивал пылью «Хрустальной арфы 1999».
Людмила Анатольевна задумчиво посмотрела в шахту, проводив взглядом погрохатывающую кабинку с Феклистой, сверилась с часами, обреченно вздохнула и поволокла побежденную и обездвиженную Марсельезу вниз по ступеням.
В ту же секунду, как дверь за женой захлопнулась, Антон Павлович оборвал романс на словах «Тебя мне не забыть!» и бросился к доске.
– Ну-с, господа людоеды, убивцы и негодяи…. Приступим?! – бодро потирая руки над головами неподвижных фигурок, спросил Антон Павлович и пошел Маргаритой Евгеньевной Карповой с Ь7 на Ь5.
Маргарита Евгеньевна Карпова часто вспоминала потом, что перед тем, как умереть, ей приснился странный и очень неприятный сон.
Маргарита Евгеньевна приснилась себе курицей. Курица Маргарита Евгеньевна бегала по стриженому газону под балконом их с мужем дома с башенками в коттеджном поселке «Щука», а муж бегал за Маргаритой Евгеньевной с чугунной сковородой, какие теперь вообще не используют.
