Ночные тени Замбулы - [7]

Следуя указаниям Забиби Конан передал бесчувственное тело в руки негра и увидел, как молодого офицера уложили на бархатный диван. Не было видно никаких признаков того, что к нему возвращается сознание. Удар, который лишил его чувств, мог свалить и быка. Забиби склонилась над ним на мгновение. Ее пальцы нервно изгибались и переплетались. Затем она выпрямилась и поманила киммерийца.

Дверь мягко закрылась, за ними щелкнули замки и закрывающееся смотровое окошко скрыло от них мерцание ламп. На улице, при свете звезд Забиби взяла Конана за руку. Ее собственная рука слегка дрожала.

— Ты не подведешь меня?

Он потряс своей гривастой головой, такой массивной на фоне звезд.

— Тогда иди за мной в усыпальницу Ханумана, и да хранят боги наши души!

Они молча двигались по пустынным улицам словно древние фантомы. Возможно, девушка думала о своем любовнике, лежащем без чувств на диване под медными лампами, или пыталась подавить свой страх перед тем, что ждало их впереди, в облюбованной дьяволами усыпальнице Ханумана. Варвар же думал только о женщине, которая шла рядом с ним. Запах ее волос щекотал его ноздри, чувственная аура ее присутствия наполняла его мозги и не оставляла места для других мыслей.

Однажды они услышали звяканье подкованной латунью обуви и шмыгнули в тень угрюмой арки, пока отряд пелиштийских часовых проходил мимо. Их было около пятнадцати; они шли тесной группой, с копьями наизготовку, а у замыкающих на спинах висели обитые латунью широкие щиты, которые защищали их от ударов ножом сзади. Угроза черных людоедов была опасной даже для вооруженных людей.

Как только звяканье их сандалий замерло вдали, Конан и девушка вышли из укрытия и поспешили дальше. Спустя несколько мгновений они разглядели впереди приземистое здание с плоской крышей.

Часовня Ханумана стояла одиноко посреди широкой площади, которая раскинулась под звездами, тихая и покинутая. Усыпальницу окружала мраморная стена с широко открытым главным входом. В этом проходе не было ни ворот, ни каких-либо других заграждений.

— Почему негры не ищут себе здесь поживы? — прошептал Конан. — Часовня совсем не охраняется.

Он смог почувствовать как затрепетало тело Забиби, когда она теснее прижалась к нему.

— Они боятся Тотрасмека, как боятся его все замбульцы. Даже Джунгир Хан и Нафертари. Идем! Идем быстрее, пока мое мужество не вытекло из меня, словно вода!

Страх девушки был очевиден, но она не колебалась. Конан вытянул свой меч и зашагал впереди нее, когда они прошли через открытый проход. Он хорошо знал отвратительные обычаи жрецов Востока и понимал, что налетчики на усыпальницу Ханумана должны быть готовы встретиться с ужасами, которые и в страшном сне не приснятся. Он понимал, что очень вероятно, что ни он, ни девушка не выйдут из этой часовни живыми. Но он слишком часто рисковал своей жизнью раньше, чтобы придавать таким мыслям большое значение.

Они вошли в вымощенный мраморными плитами двор, которые тускло поблескивали белым цветом при свете звезд. Короткие и широкие мраморные ступени вывели их к колоннам, поддерживающим портик. Широкие бронзовые двери были широко открыты, как и всегда на протяжении столетий. Но ни один поклонник Ханумана не жег фимиам внутри. Днем мужчины и женщины робко заходили в усыпальницу и клали дары обезьяне-богу на черный алтарь. Но ночью люди избегали часовню Ханумана, как кролик избегает логово удава.

Горящие курильницы наполняли часовню мягким таинственным светом, который создавал впечатление нереальности. Рядом с задней стеной, за черным каменным алтарем сидел бог, устремив неподвижный взгляд на открытую дверь, сквозь которую в течении веков проходили его жертвы. От порога и до алтаря шел неглубокий желобок, и когда ноги Конан нащупали его, он отшатнулся прочь так быстро, словно наступил на змею. Этот желобок был вытоптан ногами огромного числа людей, которые с криками потом умирали на мрачном алтаре.

Грубый в тусклом свете, Хануман злобно смотрел с высеченной маски своего лица. Он сидел не как обезьяна, припавшая к земле, а скрестив ноги как человек, но его вид не стал от этого менее обезьяньим. Он был высечен из черного мрамора, его глаза были рубиновыми и горели красным и похотливым огнем, словно угольки из самой глубокой ямы ада. Его большие руки лежали на коленях, ладонями вверх, вытянув длинные пальцы с когтями. В выразительных чертах, в злобном взгляде его развратного лица отражался отвратительный цинизм вырождающегося культа, который поклонялся ему.

Девушка обошла статую и пошла к задней стене, и когда ее гладкий бок коснулся высеченных из мрамора коленей, она отпрыгнула в сторону и передернулась, будто до нее дотронулась какая-то рептилия. Между широкой спиной идола и мраморной стеной с бордюром из золотых листьев было несколько футов свободного пространства. По обе стороны от идола в стене были двери из слоновой кости под золотыми арками.

— Эти двери ведут в два конца коридора, имеющего форму булавки для волос, — сказала она торопливо. — Однажды я была внутри усыпальницы… однажды! — Она задергала и затрясла своими стройными плечами при воспоминаниях, одновременно и ужасных и отвратительных. — Коридор изгибается как подкова и оба ее конца выходят в эту комнату. Комнаты Тотрасмека идут вдоль этого извилистого коридора и их двери выходят в него. Но в этой стене есть потайная дверь, которая ведет прямо во внутреннюю комнату.