Ночные тайны - [42]

Ханггартнер не хочет отдавать рукопись… Ничего подобного никто в этом зале никогда не слышал, потому что все знали, что Ханггартнер день и ночь самоотверженно трудится. На всех его работах можно было так и написать: «Беспрекословное самоотречение». Благодаря этому Ханггартнер стал знаменитым. Он отдал всего себя служению литературе и весь свой талант, до последней капли, отдал людям. Никто не проронил ни слова. Все ждали от Байермана объяснений. «Вот он, драматический момент», — подумал Хойкен. Он не смотрел на Байермана. Его взгляд блуждал по потолку, как будто он думал о том, не поменять ли этот скучный светло-голубой тон.

Петер Осткамп был первым, кто пришел в себя. Он быстро поднял правую руку, чтобы взять слово. Возможно, он почувствовал, что есть шанс продвинуть свою молодую писательницу. Однако Хойкен проигнорировал просьбу Петера. Он захлопнул свою тяжелую папку и с решительным видом отодвинул ее в сторону. Все знали, что Ханггартнер всегда имел дело только со старым Хойкеном и ему первому передавал свои рукописи. Отец был связующим звеном между издательством и Ханггартнером, и теперь все увидели, что эта связь оборвалась. Хойкен дал им еще немного времени, чтобы страх заработал, потом отложил свой карандаш. Его считали в этом кругу способным менеджером. Никто лучше его не знал, как устроить так, чтобы книга продавалась, и способствовать этой продаже соответствующими методами. Но как редактор он не очень отличился и с авторами работал не часто, передавая это дело опытным коллегам-профессионалам. Раньше он был человеком, работающим для программы в целом, а не индивидуально с каждым писателем. Он обдумывал, какие книги к каким подходят, заботился о том, чтобы из общей литературной массы возникла хорошо подобранная серия, которую можно было пустить в продажу два раза в год, чтобы получить неплохую прибыль.

— Все мы, — начал он негромко и медленно, — знаем, что Вильгельм Ханггартнер уже много лет связан с нашим издательством так тесно, как никакой другой автор. И мы также знаем, что эта крепкая, дружеская связь основана на близких отношениях Вильгельма Ханггартнера с владельцем этого концерна. Вот почему, а также потому, что этот писатель и его роман занимают в наших планах особое место, Вильгельм Ханггартнер был одним из первых, кому я позвонил, чтобы сообщить о болезни нашего шефа. Вильгельм Ханггартнер был потрясен. Для него, как и для нас, это известие было совершенно неожиданным. Поэтому он просто не в состоянии действовать по заранее намеченному плану и приехать завтра в Кёльн для передачи своей рукописи.

Каждая произнесенная Хойкеном фраза делала свое дело. Георг чувствовал, что все уже сейчас так увязли в этой теме, что другие темы не могут с ней сравниться. «Вот типично ханггартнеровский метод, — подумал он. — Вильгельм делает это в каждой своей книге. Заботится о том, чтобы привлечь внимание какой-нибудь мыслью в фельетоне, а если это не помогает и его личные капризы ничего не дают, он брякнет что-нибудь неподходящее о состоянии нации». Однако на сей раз эти трюки пойдут на пользу не только ему и его книгам. Теперь, если все сделать грамотно, кто-нибудь другой, например Георг Хойкен, может использовать их. Он может ставить эти трюки прямо здесь, в этом зале. Пусть все хорошенько задумаются над тем, кто должен занять пост руководителя концерна.

Герман Патт, кажется, уже начал задумываться. Он вынул из кармана пачку сигарет и положил ее перед собой так демонстративно, словно сейчас ему могла помочь только еще одна доза канцерогенов, без которых он не мог думать. Петра Зейбольд стащила с носа очки и украсила ими свой календарный план. Наступило время раздачи подарков. Хойкен немного отодвинул кресло назад и провел рукой по волосам. Он говорил так, словно преподносил благодарным слушателям маленькие милые сюрпризы:

— Ханггартнер решил, что пересмотрит срок сдачи своей рукописи. Лично я отнесся к этому с большим пониманием. Такое же понимание я предполагаю найти и в вас, так как не поставил в известность об этом решении главы нашего концерна. В течение многих лет он плодотворно трудился на своем посту. Сейчас болезнь не позволяет ему участвовать в текущих делах. Мы должны попытаться, со своей стороны, доказать, что можем проводить эту работу так же хорошо, как она сейчас идет, и без его непосредственной помощи. Точно в таком же духе я высказался вчера вечером в личном и очень доверительном телефонном разговоре с Вильгельмом Ханггартнером. Мы с этим автором знакомы уже много лет и оба знаем, чего нам ждать друг от друга. Поэтому я был растроган, когда Ханггартнер в конце нашего разговора сказал, что принял решение приехать завтра в Кёльн, чтобы передать свою рукопись лично мне.

Хойкен не двигался, он сидел, наклонившись вперед, словно потрясенный своими собственными словами. Его взгляд застыл на пустой бутылке, которая стояла перед ним, как будто он смотрел трогательный фильм, посвященный его жизни. Герман Патт крутил на столе свою пачку сигарет, а Юлия Хандвитт подперла голову рукой. Только Байерман отреагировал сразу и произнес в полной тишине: