Ночные тайны - [13]

Байерман поднял трубку. Георг слушал его мягкий, приятный голос, который после нескольких слов зазвучал на легкой, глубокой успокаивающей ноте. Нужно было услышать всего несколько фраз, чтобы понять, что минут через десять Байерман будет в кафе. Он так быстро согласился на предложение Хойкена, словно уже несколько дней только и ждал этого звонка.

Когда Хойкен положил трубку, в комнату вошла Джоанна и, остановившись у двери, спросила, не принести ли ему поесть. Георг услышал ее, но ничего не ответил. Он немного помолчал, задумчиво глядя в окно, а потом сказал:

— Нет, спасибо, Джоанна, мы с Байерманом договорились перекусить в бистро.

Фраза прозвучала глухо, словно он говорил, обращаясь к самому себе, или был погружен в совершенно другие, тяжелые мысли. Возможно, эта интонация задержала девушку, во всяком случае, Хойкен заметил, что она сделала два шага к окну и остановилась. Какую-то долю секунды они были рядом, однако Георг не обратил на это внимания и пошел к столу, чтобы положить трубку на место.

Когда он повернулся, Джоанна все еще стояла у окна спиной к нему. Георг видел ее высокую худощавую фигуру. Она носила четко сидящие на талии брюки и блузку, которая была похожа на белую мужскую сорочку, а может быть, это именно так и было. Ее короткие белокурые волосы напоминали прическу молодой Миа Фарроу из фильма «Ребенок Розмари». Однако они были гуще, к тому же работа наложила на лицо девушки характерный отпечаток, так что теперь она больше походила на Николь Кидман. В офисе Хойкена было очень тихо, никто из них не издал ни единого звука. Джоанна уже давно должна была уйти в приемную, но все еще стояла у окна, безмолвная, словно тень своего шефа.

Она напомнила ему сцену из картины кисти самого Хоппера[3]: одинокая грустная незнакомка смотрит в окно. Когда Джоанна начала работать в офисе, Хойкен иногда пытался интересоваться ее жизнью: замужем ли она, есть ли у нее друг, но до сих пор ничего не знал. Георг даже не знал толком, где она живет, ему было лишь известно, что где-то рядом с церковью Святой Агнессы. Он смотрел и смотрел на девушку, пытаясь запомнить эту живописную картину, и, вместо того чтобы противостоять неосознанному импульсу, шагнул вперед, словно хотел вместе с ней смотреть на этот мокрый от дождя асфальт и трамваи, которые, покачиваясь, катились навстречу друг другу. Возможно, совсем не близость Джоанны, а эти черные брюки и белая мужская рубашка послужили необъяснимым сигналом, но Хойкену вдруг захотелось коснуться черно-белой одежды руками, взять эту девушку и приблизить ее к себе.

Почувствовав его прикосновение, она не отстранилась, не оглянулась. Они остались стоять рядом, чувствуя взаимную симпатию. Теперь Георг видел другую картину, не имеющую ничего общего с Хоппером, а наоборот, полную нежности. Он касался Джоанны так, как видел это в своих фантазиях, и ощущение покоя не покидало его. Все было так, словно они обнаружили в себе что-то общее, о чем раньше не знали, это была способность обмениваться мыслями и находить поддержку друг в друге. За все годы их совместной работы он никогда так не поступал, но не думал, что сделал сейчас что-то неприличное или неискреннее. Георг мог бы еще больше приблизить девушку, но, когда попытался это сделать, почувствовал, что этим все испортит. Он только прижал Джоанну к себе, и они смотрели из окна вниз, словно супружеская пара, которая только что переехала в новую квартиру и теперь наслаждается окончанием суеты и хлопот.

Через несколько минут Георг оставил ее, подошел к столу, положил в карман блокнот и сказал:

— Я вернусь через полчаса. Ты знаешь, где меня найти.

Джоанна все еще не двигалась. Она оставалась стоять возле окна, будто не хотела покидать это место, а может, ей нужно было еще немного времени, чтобы осознать, что это «ты», произнесенное Хойкеном так просто и буднично, предназначалось именно ей.

6

Кафе только полчаса как открыли, и в нем почти никого не было. Несколько стульев еще лежали перевернутыми на столах. Хойкен подошел к старому роялю — Георг еще никогда не видел, чтобы на нем кто-нибудь играл, — и занял место за темным столиком в дальнем углу. Молодой человек за стойкой, занятый уборкой, коротко поприветствовал его. Сейчас он включит свет и, не ожидая заказа, принесет кёльнского пива.

— Музыку? — спросил бармен и, когда Хойкен кивнул, тут же включил CD-плейер. Кто-то запел песню приглушенным хрипловатым голосом. «Паоло Конте[4]», — подумал Георг. Эту музыку он иногда слушал в дальних поездках. Она позволяла ему окунуться в свои мысли — легкие, безмятежные мечты, рожденные отдыхом на юге.

Он вспомнил свое недалекое прошлое, и это заставило его вернуться к событиям сегодняшнего дня. Теперь музыка напомнила ему о том, что случилось с ним только что, возвращая тихие мгновения, проведенные с Джоанной там, наверху. Хойкен был взволнован, потому что не знал, будет ли это продолжаться и если будет, то как. С самого начала он решил не говорить с Джоанной об этом. Прелесть неповторимого мгновения состояла в том, что они молчали. Это была просто сцена — в реальной жизни они на такое не способны, — сцена поэтическая, как во французских фильмах. Следующим шагом было бы тайно уехать с ней. Георг представлял, как он подъезжает к трехэтажному дому возле церкви Святой Агнессы, выходит из машины и открывает багажник. Джоанна уже внизу, рядом стоит маленькая элегантная дорожная сумка. «Париж?» — спрашивает Хойкен, когда машина трогается с места, и Джоанна улыбается ему, будто мечтатель из последней рекламы японской «Тойоты». Так каждый раз шутят Мария и Йоханнес, когда едут куда-нибудь.