Ночные разговоры - [12]

— Ты лучше выходи за этого парня.

— Не могу.

— Не глупи.

— Никак у меня не получается за него выйти: все время ты на пути попадаешься.

Он отвернулся. Напряженным, задушенным голосом сказал:

— Я давно хотел перед тобой извиниться… — Он как-то неопределенно махнул рукой.

— Не надо! Не извиняйся.

Снова воцарилось молчание. Санзо выпрямился и потер руками глаза и лоб, точно они у него болели.

— Слушай, Лиза, весь этот разговор ни к чему. Честно. Есть еще ведь и твои родители, они-то что скажут? Впрочем, дело даже не в этом… Самое главное — то, что я живу с дядей и теткой и не могу… Мужчина должен иметь возможность что-то предложить…

— Не скромничай.

— Я и не скромничаю. Никогда этим не страдал. Я прекрасно понимаю, что представляю из себя, но это… это никакого значения не имеет — для меня. То есть, может быть, и имеет, но для кого-то другого…

— Я хочу выйти за тебя замуж, — сказала Лиза. — А ты, если хочешь на мне жениться, так женись! А если не хочешь, не надо. Тут я ничего не могу одна сделать. Но ты хотя бы помни: меня все это тоже касается!

— Так я только о тебе все время и думаю!

— Нет, неправда. Ты думаешь о себе, о том, что ты слепой, и все такое прочее. Позволь мне думать об этом и не думай, что мне это безразлично.

— Я думал о тебе. Всю зиму… Все время. Это… это никуда не годится, Лиза.

— Да, здесь — не годится.

— А где же еще? Где мы годимся? В том доме на Холме? Можем разделить его — по двадцать комнат на брата…

— Санзо, мне нужно закончить глажку, белье должно быть готово к обеду. Если мы что-то решим, то уж обсудить это со всех сторон как-нибудь сумеем. Я бы, например, хотела раз и навсегда убраться подальше от Ракавы.

— Вот как? — Он колебался. — А ты придешь сегодня после обеда?

— Хорошо.

Она ушла, покачивая кувшином. Спустившись в подвал, она остановилась у гладильной доски и вдруг разрыдалась. Она не плакала уже несколько месяцев; ей казалось, что она стала слишком взрослой, чтобы плакать, что теперь она никогда больше плакать не будет. Однако плакала, сама не зная почему; слезы бежали по щекам, точно река, освободившаяся от пут зимнего льда. Лиза не испытывала при этом ни радости, ни горя и, так и не перестав плакать, вновь принялась за работу.

В четыре она собралась было подняться в квартиру Чекеев, но Санзо поджидал ее во дворе. Они отправились на Холм, в заброшенный сад, и уселись на той же лужайке в тени каштанов. Молодая трава была еще редкой и нежной. В темно-зеленой гуще листвы кое-где желтовато-белыми свечами светились первые цветы. Над городом, в теплом голубом мареве кружили голуби.

— Там, возле дома, полно роз. Как ты думаешь, они не будут против, если я сорву несколько штук?

— Они? Кто это «они»?

— Вот и отлично. Я сейчас вернусь.

И принесла целый букет мелких колючих красных роз. Санзо лежал на спине, подложив руки под голову.

Лиза села на землю с ним рядом. Мощный теплый ветер апреля дул со стороны заката.

— Слушай, — сказал Санзо, — а мы ведь тогда так ни о чем и не договорились, верно?

— Не знаю. Наверное, нет.

— Когда это ты стала такой?

— Какой «такой»?

— Ох, все ты прекрасно понимаешь! Ты раньше всегда была другой. — Он был совершенно спокоен, позволил себе расслабиться, и голос его звучал тепло и как-то по-детски, чуточку картаво. — Ты раньше вечно молчала… А знаешь что?

— Что?

— Мы ведь так и не дочитали до конца эту книгу.

Он зевнул и повернулся на бок, лицом к ней. Она накрыла рукой его пальцы.

— Когда ты была девочкой, ты все время улыбалась. А теперь?

— Не улыбаюсь с тех пор, как тебя встретила, — сказала она, улыбаясь.

Ее рука лежала на его пальцах совершенно спокойно.

— Послушай. У меня пенсия по потере трудоспособности — двести пятьдесят. На эти деньги вполне можно выбраться из Ракавы. Ты ведь хочешь уехать?

— Да, хочу.

— Хорошо, тогда у нас есть Красной. Там, кажется, не так скверно с работой, как здесь, и потом там жилье должно быть дешевле — это ведь большой город.

— Я тоже об этом думала. Там, наверное, разная работа найдется, не только на ткацких фабриках, как здесь. Я бы что-нибудь смогла подобрать себе.

— Я бы тоже. Наверное, и там можно плетеную мебель делать, если найдутся люди с деньгами, которым такая мебель по вкусу. А еще я мог бы мебель чинить. Я этим всю прошлую осень и здесь занимался. — Он словно прислушивался к собственным словам. Потом вдруг рассмеялся своим странным смехом, и лицо его совершенно переменилось. — Послушай, — сказал он, — и все-таки это никуда не годится! Ты что же, за руку меня в Красной поведешь? Нет, забудем об этом. Тебе-то и правда нужно уехать отсюда, причем поскорее и навсегда. Так что выходи замуж за этого парня и уезжай. Ну подумай ты головой, Лиза!

Он давно уже не лежал, а сидел, обхватив колени руками и отвернувшись от нее.

— Ты говоришь так, словно мы с тобой два нищих оборванца, — сказала она. — Словно нам нечего дать друг другу, словно нам некуда пойти!..

— Вот именно. В этом-то все и дело. Нечего дать и некуда пойти. Мне, например, нечего дать тебе. Неужели ты думаешь, что, если мы уедем отсюда, что-нибудь в этом отношении изменится? Неужели ты думаешь, что там я стану другим человеком? Неужели ты думаешь, что стоит мне завернуть за угол, и?.. — Он пытался шутить, но в словах его слышалась мука.