Ночные окна - [34]

– И что же вы там увидели? – поинтересовался я.

– Ничего особенного. Но поскольку я уже кое-что знаю об обитателях клиники, то могу сделать некоторые выводы. Разумеется, предварительные.

– Интересно послушать, – сказал Левонидзе. – Давай, Вася, не стесняйся. Здесь все свои.

– «Свои» у меня дома сидят, телевизор смотрят. А тут любая душа – потемки, – отозвался Волков-Сухоруков, пыхнув трубкой. И продолжил: – Итак, начнем с Бижуцкого Бориса Бруновича. Сорок семь лет. Очень подозрительная личность. Всюду бродит, сует свой нос, явно что-то вынюхивает. Несомненно, притворяется. Я бы с него глаз не спускал. Возможно, это именно он взорвал церковь, мечеть и синагогу, а также подвесил Лазарчука вверх ногами и распял.

– Бижуцкий находится у меня в клинике уже полгода, а все ваши события, насколько мне известно, произошли после пятнадцатого августа, то есть два месяца назад, – сказал я.

– Вот как? – нимало не смутился следователь. – Ну это еще ничего не доказывает. Несчастный Лазарчук предупреждал в кассете, что это существо – Бафомет – чрезвычайно хитрое и изворотливое. Мог что-то придумать, чтобы раздвоиться, создать себе алиби. Ладно, оставим любителя домашних пижам в покое. Перейдем к следующему фигуранту. Тарасевич Евгений Львович, физик-ядерщик, доктор наук, пятьдесят восемь лет. До последнего времени возглавлял одну из секретных лабораторий. Занимались там, между прочим, созданием взрывчатых веществ и оружия нового поколения, я наводил справки. Дьявольски умен. Первый кандидат на роль Бафомега

– Только что у вас эту роль исполнял Бижуцкий, – съязвил я.

Но Волков-Сухоруков пропустил мою шпильку мимо ушей.

– Следующий по списку – Антон Андронович Стоячий, сорок четыре года, бывший диакон, поп-расстрига, теперь не поймешь что, темная личность. Этот явно с мухоморами в голове. Я бы его на всякий случай облачил в смирительную рубашку. Как и первых двух.

– Надо будет выписать целый комплект, – усмехнулся Левонидзе.

– Леонид Маркович Гох, пианист, тридцать девять лет, мировая слава, – продолжил следователь. – А точно ли мировая? Не преувеличивают ли его мастерство? В этом надо разобраться. Ежели он гений, то, несомненно, в башке водятся тараканы, для таких типов совершить преступление – что морковку съесть. Следовало бы держать в изоляции от публики.

– Говорю же, нужен комплект рубашек, – сказал мой помощник.

– У этого тараканы, у того – мухоморы, а что у Гамаюнова? – спросил я.

– Парис-то? Мальчик Юра, двадцати лет от роду. Из бедной семьи, но выбился благодаря своей смазливой морде и фигуре. Сами знаете, кто у него покровитель в Думе. Но пользует его наверняка не только одна Харимади. Один из лидеров ЛДПР тоже. Поскольку наш Парис – бисексуал. От подобной мрази все беды, уверяю вас. Скажу больше, если вы хотите знать мое личное мнение. Я бы всех извращенцев, дегенератов, преступников, а также коммунистов, либералов и подлых интеллектуалов просто собрал бы в одном большом концентрационном лагере, где-нибудь за Полярным кругом. Кайло в руки и руби вечную мерзлоту, ищи кости мамонтов.

– Бомжей тоже? – полюбопытствовал Георгий.

– На одном из первых товарных составах. Ваш Каллистрат – смесь гиены с гремучей змеей. У него даже возраста нет. И прошлого. Все он выдумал. Не подлежит проверке. Чтобы с ним не мучиться, лучше всего было бы отвести его по-тихому в лес, подальше, пристрелить и прикопать землей.

– Так и сделаем, – сказал Левонидзе. Его разбирал смех.

– Олжас и Сатоси, сладкая парочка из МГИМО. По полтиннику на рыло, – продолжил Василий. – Поскольку они подданные других государств, к тому же сопредельных, тут надо быть очень осторожным, чтобы не вызвать международный скандал.

– Давайте перейдем к дамам, – произнес я, предполагая, что в самом скором времени и сам Волков-Сухоруков окажется среди клиентов моей клиники.

– Погодите с дамами. Тут, насколько я знаю, еще есть двое мужчин. Военные.

– Это Топорковы, они временно, – ответил Левонидзе. – Завтра уедут. Если не убьют друг друга.

– Да? Хорошо, – сказал Волков-Сухоруков. «Хорошо», очевидно, относилось к тому, что Топорковы друг друга «убьют». – Дамы у вас тоже все какие-то странные.

– У нас других-то попросту не бывает, – усмехнулся Георгий. – Не держим. Другие в других клиниках.

– Ползункова Алла Борисовна, пятьдесят пять, миллионерша, вдова, одно время подозревалась в заказном убийстве своего мужа…

Словно в ответ на слова следователя, откуда-то из дальних кустов донеслось:

– Кис-кис! Кис-кис!

Мадам продолжала искать свою Принцессу, блуждая по парку, как привидение. Да еще и облаченное в белый плащ с капюшоном.

– Существо просто с картин Босха, – понизил голос Волков-Сухоруков. – Вроде бы божий одуванчик, а во рту – клыки. Васса Железнова прямо-таки. Я бы с ней в разведку не пошел.

– Она бы и не предложила, потому что сама тебя боится, – сказал Левонидзе. – Ну а что думаешь про актрису?

– Старая грымза, хоть и народная. Шестьдесят семь лет, а все молодится. Ну не дура ли? Двенадцать пластических операций, это, знаете ли, чересчур. Лариса Сергеевна Харченко, к вашему сведению, еще сорок лет назад проходила по делу о валютных операциях. Заступился один высокий чин из МВД, ее любовник. Так что кое-какой криминальный опыт у нее есть. У нее отец был знаменитым карманником, только она это тщательно скрывает. Дочка в молодости пошла было по стопам папочки, но потом, резко вильнув хвостом, сделала знаменательную карьеру в кино. Конечно, с ее-то внешними данными! Однако навыки, думаю, остались. Гены, так сказать.