Вместо рубашки Мэннинг оставил на себе жакет от пижамы светло-синего цвета. Из-за раненого плеча ему потребовалось довольно много времени, чтобы влезть в костюм, даже не вдевая больную руку в рукав. Застегнув пиджак на пуговицы, он вышел в пустой коридор, спустился вниз по лестнице и оказался на первом этаже, где было полно народу: и медицинского персонала, и пациентов. Через красивое, выложенное кафелем фойе Мэннинг вышел прямо к широкой стеклянной двери.
Одетый в форму портье, который стоял у входа, вопросительно взглянул на него:
– Подозвать вам такси, сэр?
Гарри уже собирался было сказать «да», но вспомнил, что у него нет денег, и отрицательно покачал головой.
– Я первый день на ногах. Хочу потренироваться.
Не пройдя и пятидесяти ярдов, он понял, что совершил страшную ошибку, но упрямо продолжал плестись по боковым улочкам к гавани, стараясь по возможности держаться в тени.
По его лицу бежали струйки пота. Когда он наконец свернул за угол и оказался на набережной, плечо уже страшно саднило, а пижама промокла от пота.
Набережная во всю кишела народом. Мэннинг вклинился в толпу, пытаясь уберечь плечо от толчков, но все же кто-то задел корзиной, и Гарри, сдавленно охнув, стал протискиваться к каменной стенке, тянувшейся вдоль кромки воды.
Ярдах в ста подальше, в излучине гавани, он увидел свою «Щедрость изобилия». Анна с кормы опустила за борт бадью на канате и принялась мыть палубу.
Тут кто-то тронул Мэннинга за рукав: перед ним стоял «двадцать второй» – маленький негритенок в американской футболке, который целую вечность назад показал ему, где живет Гарсия.
– Эй, мистер, помните меня?
– Да разве тебя можно забыть? – Гарри указал на «Щедрость изобилия». – Слетай туда и скажи леди, которая драит палубу, что я извиняюсь. На большее у меня храбрости не хватает.
Мальчик был заинтригован.
– И это все, мистер?
– Делай, как велю, – отозвался капитан. – Когда передашь мои слова, оставайся на судне. Получишь десять шиллингов.
Негритенок стрелой врезался в толпу и мгновенно скрылся из виду. Мэннинг уселся на стенку и закрыл глаза, силясь не потерять сознание. А когда открыл их, рядом стояла Анна.
На ее лице застыло странное выражение: смесь недоверия, гнева и презрения. Она вытащила из нагрудного кармана Гарри носовой платок и отерла ему пот с лица.
– Дурак! – взорвалась Анна. – Тупица проклятый! Чего ты добиваешься? Хочешь убить себя?
Мэннинг покачал головой:
– Я хочу убедить одну упрямую гречанку, что люблю ее, вот и все.
Ухватившись за пиджак Мэннинга, Анна на мгновение прильнула к нему. Он нежно провел здоровой рукой по ее волосам.
– Есть ли у нас шанс, Анна? Скажи честно – есть?
Лицо Анны дрогнуло и словно ожило.
– Я знаю одно, Гарри, – сказала она, подняв на него глаза. – Если мы не попробуем, то будем жалеть об этом всю жизнь.
И обнявшись, они пошли сквозь толпу к «Щедрости изобилия».
