Ночной рейс - [27]

– Наслышан. Меня зовут Гарри Мэннинг. У нас разные политические взгляды, но, похоже, сейчас мы оба оказались в дерьме. Где вообще мы находимся?

– Эту камеру называют «дырой», – пояснил Орлов. – Весьма неприятное место. Она расположена в самой толще крепостных стен. Если тебе кажется, что сейчас холодно – подожди до рассвета. Ни еды, ни света, ни матрасов.

– Что-то вроде предварительной обработки?

– Похоже на то, – кивнул русский. – Жаль, что ты не можешь увидеть, какая изысканная здесь обстановка. Придется повременить до восхода солнца, чтобы насладиться зрелищем.

Мэннинг машинально порылся в нагрудном кармане и отыскал зажигалку.

– Удивительно, как ее не отобрали, – заметил он, щелкнув ею.

Вспыхнувший огонек выхватил из окружающей тьмы лицо русского – удлиненное, с высокими скулами и черными глазами, в которых порой поблескивали янтарные искорки. Пламя подрагивало, и казалось, что глаза непрерывно меняют цвет. Подвижный рот обрамляла темная бородка. От этого человека исходила огромная жизненная энергия.

– Они небось так увлеклись избиением, что позабыли тебя обыскать. Может, и сигареты остались?

Сунув руку в другой карман, Гарри вытащил кожаный портсигар с полудюжиной сигарет. Взяв одну себе, другую протянул новому знакомому. Потом вышел на середину камеры, снова щелкнул зажигалкой и поднял ее над головой.

Осветилось помещение примерно в пятнадцать квадратных метров, с шершавыми каменными стенами и полом, выложенным плитами. Длинная узкая щель в стене, служившая окном, в ширину достигала не более девяти дюймов. Кроме двух железных коек, никакой другой мебели. Деревянная дверь обита стальными листами. Через маленькое зарешеченное окошко в ней Мэннинг выглянул в темный коридор.

– Здесь довольно тихо.

– Тихо. До тех пор, пока у кого-нибудь не сдадут нервы. Тогда поднимается крик.

– И наш друг Сиенега, наверное, заходит в камеру и избивает бедолагу до полусмерти.

Орлов отрицательно покачал головой.

– Он никогда не входит в камеры без вооруженного охранника. А по ночам Сиенега дежурит здесь один.

– Значит, бедняга может вопить сколько душе угодно и все попусту?

– Не скажите, Сиенега получает удовольствие. Он частенько подглядывает за стенающими через глазок.

Отойдя от двери, Гарри снова поднял зажигалку высоко над головой. Тут-то и заметил, что футах в десяти над полом камеру пересекали укрепленные в стенах толстые дубовые бревна со стальными крюками, вбитыми через равные промежутки.

– А это что за аттракцион?

– Догадайтесь, – усмехнулся Орлов. – Должен сказать, что предпочел бы находиться где-нибудь подальше, когда полковник Рохас будет демонстрировать свое приспособление.

Мэннинг сунул зажигалку в карман и уселся на койку.

– А что вы, черт побери, здесь делаете?

– Месяца три назад я ехал на совещанию в провинцию Камагуэй. Дорога шла вдоль берега, машину занесло на скалы, и она свалилась в море. Мне удалось спастись. Я пытался вплавь добраться до берега, но течение там сильное, и меня отнесло в море.

– А потом?

– Меня подобрали рыбаки и доставили сюда. Полковник Рохас связался с Гаваной и доложил, что я остался жив. Они велели ему молчать и заняться мной как следует.

– Не понял.

– Я ведь инженер по ракетным установкам. Ученый в военной форме. Потому-то меня и послали на Кубу.

– Ясно, – покачал головой Мэннинг. – Раз нельзя размещать здесь ваши установки, так пусть хоть будет специалист, который поможет сделать эти чертовы штуковины.

– Именно, – согласился Орлов. – Но, боюсь, мы с полковником Рохасом по-разному относимся к этой проблеме.

– Мне почему-то кажется, что Москве история не понравится, – заметил Мэннинг.

– Мягко сказано, – вздохнул Орлов, – Никак не могу понять, зачем мы вообще связались с этими жалкими придурками. Очередная глупость нашего Никиты.

– Согласен.

– А ты? – поинтересовался Орлов. – Ты-то почему здесь? Гарри решил, что в таких обстоятельствах наводить тень на плетень не имеет смысла, и он все рассказал Сергею. Выслушав его, Орлов печально заметил:

– Полковник Рохас явно решил заняться нами всерьез. А его методы, насколько я представляю, не сулят радужных перспектив.

Мэннинг встал и опять подошел к окошку. В темноте он сумел разглядеть только железную решетчатую дверь, ведущую в галерею, да полоску света под дверью комнаты Сиенеги.

– Зачем натянули проволочную сетку?

– Пару месяцев назад один заключенный прыгнул вниз, когда его вели на допрос. Рохас разозлился, велел высечь охранников.

– Я видел, что на другой стороне есть еще одна галерея. Там сетки нет.

– В той стороне квартируются офицеры. Сначала меня держали там и прекрасно со мной обращались. Пока я не начал артачиться.

– А здесь, стало быть, твой разум должен просветлеть?

– Да, замысел таков. Но, боюсь, Рохас сделал неправильный выбор. Мои родители погибли в войну, а я в пятнадцать лет сражался в партизанском отряде. Полковник об меня зубы сломает.

– Ты когда-нибудь думал, как выбраться отсюда?

– Частенько, – тихо засмеялся Орлов. – Но пришел к выводу, что это невозможно. Даже если удастся выбраться из камеры, предстоит еще одолеть по крайней мере четыре решетки. Все они заперты и охраняются.