Ночной поезд в Инсбрук - [33]

Шрифт
Интервал

— Лучше я здесь подожду. Мне до зарезу надо узнать, куда он запропастился.

Саба улыбнулась:

— Все будет отлично. Из Каира тяжело дозвониться в Хартум, но мы обязательно найдем его, клянусь Аллахом.

В конце рабочего дня Фрэнсис собралась было уходить, когда Саба вышла из дальнего кабинета и подозвала ее к окошку.

— Вот, — сказала она, протягивая телекс, — ответ из Хартума. К сожалению, вашего друга в «Акрополе» нет.

Фрэнсис прочитала телекс. Этого было достаточно; надо было выйти из офиса, пойти в авиакассы и взять билет на первый попавшийся рейс, но она не хотела видеть очевидного.

— Может, он на пути в Каир? — предположила Саба.

— Да, а может, уже в Лондоне.

— Вы думаете, он мог улететь домой?

— Всякое бывает, но в авиакомпании мне ничего не сказали.

Саба переглянулась с коллегой. Фрэнсис прикусила язык. Необходимо было соблюдать осторожность, потому что, если эти женщины догадаются обо всем, они перестанут ей помогать, решив, что Ричард сам от нее сбежал. Так что приходилось скрывать смятение, засевшее камнем в душе.

В гостиницу она вернулась как во сне.


Тем же вечером, когда в гостиничном номере стало невыносимо одиноко, Фрэнсис поднялась на крышу и встала у ограждения, глядя на противоположную сторону площади Рамзеса. Она стояла будто на краю преисподней, глядя в одну из бездонных пропастей. Внизу копошилась людская масса, накатывая волнами, в пыли и грязи, утонув в море шума. Человекопотоки поспешно перемещались, не останавливаясь. Ни минуты покоя. В этих людях не было никакой восточной лени. Даже не похоже было, что они спешат вечерней порой в свой милый сердцу прохладный дом. Какое-то бесцельное перемещение в хаотичном пространстве. И каждый день Фрэнсис вливалась в этот поток, торопясь на ту сторону лихорадочно пульсирующего перекрестка и обратно. Иногда ей казалось, что она застрянет там навечно, как приговоренная на неопределенно долгий срок кружиться по площади Рамзеса.

Проснувшись на следующий день, она долго не вставала с постели, размышляя о последних событиях. Прошло девять дней с тех пор, как Ричард исчез. Достаточно времени, чтобы добраться до Хартума. И даже вернуться в Каир. Он уже мог зайти в «Лонгчампс» и навести о ней справки. Все, что от него требовалось. А она возлагала слишком большие надежды на посольство. Если бы Ричард серьезно заболел или попал в руки суданских правоохранительных органов, в посольстве бы уже об этом знали. Если бы он пытался ее найти, то сам связался бы с посольством или зашел в «Акрополь» или в «Лонгчампс». Но если он с первым же самолетом улетел домой, тут уж ничего не поделаешь. Фрэнсис оставалась в полном замешательстве и не знала, что делать. День пролетел в бессмысленных раздумьях, протащив ее сквозь временное пространство, медленно, будто вздергивая на дыбу.

Опять омлет на ужин, и снова заварочный чайник на столике на террасе, и все тот же бессмысленный диалог с любезным официантом о том, как прекрасно она провела время в Египте. Он не лез к ней в душу, не пытался достучаться до нее сквозь пелену оцепенения и не спрашивал, почему она ничего не ест, покорно унося почти нетронутые блюда обратно на кухню. Наоборот, он восторженно рассказывал о своей стране — в надежде, что капля тепла растопит сердце этой женщины, постепенно превращающейся в камень у него на террасе. С каждым днем ее движения становились все более скованными. В отличие от вялотелых туристов, растекшихся у столов после напряжения городской суеты, Фрэнсис ходила и двигалась так, будто руки и ноги у нее окостенели. Таким же окостеневшим было и сознание. Она приняла во внимание невысказанное сочувствие кельнера и пообещала себе, что когда найдет Ричарда, то объяснит египтянину, почему всегда оставалась безмолвной, когда он приносил ей на крышу чай.

Макая один конец палочки картофеля фри в кучку соли на краю тарелки, она разглядывала повернувшуюся к ней спиной парочку новоприбывших юных англичан. Они стояли у ограды и пытались рассмотреть сквозь грязную пелену наименее привлекательный район Каира. Женщину откровенно поразили минареты, завывание муэдзинов и визгливая какофония автомобильных гудков. И когда они вернулись на свои места — за соседний столик, она улыбнулась Фрэнсис, восхищенно тараща глаза, пожала плечами и сказала:

— Просто не верится, что я здесь!

Фрэнсис улыбнулась в ответ.

Девушка наклонилась к ней поближе:

— О-о, как аппетитно выглядит. Что это?

Уставясь на тарелку, Фрэнсис вымолвила:

— Омлет.

— Вот что, Сэм, его-то я и закажу, — сказала молодая женщина спутнику. — Надо есть простую пищу и не разводить вредных микробов в животе. Представляю, какой у нас будет медовый месяц, если мы оба проведем его в туалете.

— Вы недавно поженились? — спросила Фрэнсис.

Черные очи распахнулись еще шире.

— Вот именно, что «недавно»! — И она протянула для приветствия руку: — Привет. Меня зовут Люси, а это мой муж Сэм. У-ух, впервые это произнесла.

— Я уж думал, и не произнесешь никогда, — упрекнул ее Сэм.

— Мы чуть не поссорились прямо перед свадебной церемонией, — завела свой рассказ Люси.

Фрэнсис почувствовала, что ее захлестнул вихрь, но посреди стихии стало спокойнее. Люси беспрестанно лепетала, находясь в эйфории после незабываемой свадьбы в Хенлей, и ее просто распирало, так хотелось кому-нибудь — кому угодно — в подробностях все рассказать. Хотя согласия Фрэнсис и не спрашивали, та была рада покориться. И в самом деле, какой живительный контраст по сравнению со страшным горем Лины.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.