Ночной поезд в Инсбрук - [13]

— Бесполезно. Ничего не получится. Опусти меня.

Вдруг кто-то затянул ее наверх. Один из пассажиров с крыши наклонился, ухватил ее за кисти рук и поднял в воздух. И вот она сидит на краю крыши, ноги болтаются в промежутке между вагонами, а перед ней появляется большое, темное от загара лицо в обрамлении белого тюрбана и широко улыбается, сверкая белоснежными зубами.

— Вот и все!

— Да, спасибо большое. Спасибо.

Нубиец повернулся, заложил руки за спину и пошел себе дальше — будто вышел на палубу корабля подышать свежим морским воздухом.

Она вцепилась в крышу.

— Зачем я это сделала?!

— Так всегда и бывает, — сказал Род, — теперь она хочет обратно. Я что, похож на пассажирский лифт?

— Помогите!

— Давай, — он встал между двумя вагонами, — спускайся осторожно на мои плечи. Дай мне ноги.

— Не могу. Не могу пошевелиться! Господи, я сижу на крыше скорого поезда!

— Скорого? Ты что, издеваешься? Видишь Джоела?

— Нет.

— Ну конечно, как же ты можешь его увидеть. Он ведь не внизу, правильно? Знаешь, говорят, чтобы не бояться высоты, нельзя смотреть вниз. Подними глаза.

— Не могу.

Род схватил ее за лодыжку.

— Не трогай меня!

— Ты что, собираешься там целый день сидеть до Вади-Хальфы?

— Если надо будет, то да.

— Сумасшедшая.

Фрэнсис подняла голову, медленно — как будто если она посмотрит наверх, ее положение станет еще более отчаянным. Как только она сделала это, страх испарился. Поезд тянулся сзади и спереди от нее, будто она ехала на спине большой доброй гусеницы. Песок разлетался в стороны, как ленты, свернутые воронкой, он щипал ее за лицо, а глаза от него начинали слезиться. Теплый ветер обжигал руки, но ее уже охватило радостное возбуждение. Солнце оторвалось от земли, его диск все уменьшался, и с каждой минутой таяла его малиновая тень на песке, но Фрэнсис сидела как громом пораженная. За свою жизнь она много раз наблюдала, как всходит солнце — бывало и покруче! — но никогда она не встречала рассвет на крыше поезда.

Она посмотрела по сторонам. Утренняя молитва закончилась. Кое-кто из пассажиров на крыше складывал молитвенные коврики, другие потягивали чай, а большая часть просто лежала, завернувшись в покрывала, похожие на саваны, высунув наружу только ступни. Через два вагона от нее Джоел робко прокладывал себе путь, согнув в локтях руки, вытянув ладони, переступая через разбросанные мешки и то и дело перед кем-то извиняясь. В конце вагона он еле разошелся с разносчиком чая, который вышел с чайником и бокалами и останавливался тут и там, чтобы налить чаю желающим. Голова и хвост поезда сверкали в утренней дымке. Еще веяло ночной прохладой, но когда солнце войдет в зенит, здесь будет как на гриле.

Все еще крепко цепляясь за край крыши, Фрэнсис наслаждалась новыми ощущениями. Это было невозможно, в этом было даже что-то дурное — но сейчас ей было так хорошо, что она позволила себе забыть обо всем, случившемся накануне, как раз в том вагоне, на котором она сейчас сидела. И все же, пережитое потрясение как ветром сдуло. Ее сердце, съежившееся вчера от страха, вдруг надулось, как шарик, стало больше положенного — и взлетело ввысь.

— Гони, залетная! — закричала она.

Несколько пассажиров сняли повязки со ртов и сверкнули зубами, умиляясь ее восторгу.

— Фантастика! — крикнула она Роду. — Как раз то, о чем я мечтала.

— Оставайся там, я сейчас поднимусь.

Она подтянула ноги и отодвинулась от края, пока он вскарабкивался на крышу.

Со стороны локомотива к ним шел Джоел.

— Контрабас бы сюда! Представьте, если здесь сыграть…

Род помог Фрэнсис встать на ноги. Коленки у нее подкашивались, но она сохранила равновесие, и, когда Джоел подошел к ним, они встали в круг, обхватив друг друга руками. Их волосы развевались на ветру, а одежда вздымалась. Зверь, на котором они стояли, был дружелюбным. У него не было намерения скинуть их со своей спины. И даже когда он спотыкался, они твердо удерживались на ногах.

— Поверить не могу! — кричала Фрэнсис.

Они улыбались. И ее милые австралийцы, и она сама — все улыбались, хохотали, скользя по крыше вагона, уже на следующий день после того, как Ричард бросил ее. Уму непостижимо. Они развернулись, взяв друг друга под руки, чтобы твердо держаться на ногах, и долго смотрели на пустыню. Фрэнсис могла стоять так до скончания века. Наконец-то она достигла вершинной точки того образа жизни, к которому так давно стремилась. Она дошла до предела. Это ни с чем не сравнимое соединение боли и удовольствия, чувства и разума придало смысл ее жизни — и теперь навсегда останется с ней. Что бы ни случилось, что бы ни осталось позади, она будет знать, что в ее жизни было такое. Такое чудо. И она не забудет его ни при каких обстоятельствах. Она не позволит Ричарду испортить его, отравить ее звездный час, что бы и почему бы он ни сделал.

3

Поезд пришел в Вади-Хальфу после восьми. Фрэнсис сошла первой, она припустила по грязи, чтобы найти место, откуда можно было бы как следует рассмотреть всех сошедших с поезда. Но это было невозможно. Ее затопило человеческое море — тысячи путешественников, прибывших вместе с ней. Из-за женщин в развевающейся на ветру раскрашенной одежде из бумажной ткани, прятавшихся под яркими покрывалами, платформа выглядела как торговая площадь в базарный день. Ричард мог промелькнуть в этой толпе — а она бы даже не заметила.