Ночной - [48]

Она откинула голову назад с долгим, низким стоном, ощущая, как ее тело начало сотрясаться от его грубой ласки, упиваясь его свирепой страстью, и его диким овладением ее чувствами. Приглушенный вскрик сорвался с ее губ, когда ее тело резко оцепенело, каждый мускул, словно свело прежде, чем напряжение резко вырвалось, и они начали сотрясаться от высвободившегося наслаждения.

Глава 17

Алэйна гладила спину и плечи Рафа, пока его собственная дрожь не прекратилась и, он не лег рядом с ней, надрывно дыша. Однако, она хрипло хихикнула, когда он уткнулся лицом в ее грудь и, найдя вершинку, всосал кончик в рот.

– Я приготовлю тебе обед.

Он втянул сосок, крепко удерживая его, прежде чем отпустить.

– А это было бы здорово. У меня есть секундочка, – пробормотал он, удовольствие пронизывало его голос.

– А это сказочно подзарядило меня, – поддразнила она в ответ, со значением подталкивая свой холмик к его животу, – но сомневаюсь, что это исцелит муки голода.

Кратко поцеловав, он неохотно скатился с нее и выбрался из кровати, приводя в порядок джинсы, которые, она заметила, он только спустил с бедер. Чувствуя приток тепла вместе с дозой возбуждения и удовольствия, что он не ждал, чтобы раздеться, она скатилась с другой стороны кровати и отправилась мыться.

Раф ждал за столом, когда она вышла. Он обхватил ее бедра, когда она направлялась мимо него, притянул обратно, уткнувшись лицом под ее рубашку. Его горячее дыхание на ее животе послало по коже шквал мурашек. Она погладила его спутанные волосы, любопытствуя, выглядела ли она так же дико после их кувыркания в кровати.

Стянув ленту с его волос, она разгладила ее и, собрав его длинные темные пряди, заменила ее резинкой.

Он отстранился, когда она закончила, наградив не поддающимся расшифровке взглядом, отпуская ее.

Чувствуя себя оскорбленной по непонятной ей причине, она уселась на стул, поесть.

– Я должен закончить на этих выходных, – сказал он, беря свой бутерброд с тарелки и начиная есть.

Желудок Алэйны сжался, тотчас же восстав против еды. Мысленно упрекая себя, она попыталась есть, по крайней мере, создала видимость.

– Я должна буду пойти в банк в пятницу, тогда и получу наличные, – сказала она, пытаясь сделать вид, что он говорит о заборе, который она наняла его построить.

Что-то мелькнуло в ее глазах, но он не поправил ее.

Облегчение наполнило ее, не потому что она считала, что оказалась права, и именно это он имел в виду, но потому что он позволил ей небольшую ложь.

Она предпочла это способ, на самом деле, нуждаясь в нем.

Это было так же, как и с потерей ее родителей. Внутри она чувствовала себя разбитой, одинокой и брошенной, но она позволяла себе притвориться, по крайней мере, часть времени, что они на самом деле не умерли. Они просто были далеко. Пока же она позволяла себе сделать вид, что могла позвонить им, если хочет или приехать в их поместье увидеться с ними, это помогало ей удержаться, и полностью не рассыпаться на части. Она могла высвободить горе в коротких, и более поддающихся управлению вспышках, словно открывая ворота шлюза, позволяя избытку вытечь. И между ними она могла вести деловую жизнь с подобием спокойствия.

Ей пришлось добиться этого от себя. Боли было слишком много, чтобы вынести за раз. Соблазн поддаться ей, дав всему своему миру развалиться на части, не было тем, что она могла себе позволить.

Быть в одиночестве, значило, что некому было больше управиться с делами, которые нужно сделать. Она должна была найти где-то силу.

И снова найдет ее, но она не хотела пересекать этот мост, не имея ее.

Раф вообще-то никогда не говорил, останется ли он с ней или нет, но позже вечером, когда его рабочий день закончился, он отправился за мотоциклом и завел его в амбар. Когда он снова вышел, то нет тюк с одеждой.

Восторг пронесся сквозь Алэйну, тайно наблюдавшую за ним, пока он снова не вышел из амбара, и она поспешила в свою комнату освободить для него ящик. Он нахмурился, когда увидел, что она делает, открыл рот, словно собирался что-то сказать, и потом закрыл его, не сказав не слова.

Оставив его раскладывать вещи и мыться, сама отправилась на кухню приготовить еду на двоих. После того как поели, они вышли на прогулку, чтобы он смог показать свой прогресс с забором. С учетом всего, Алэйну не особо волновало, закончен забор или нет, но она, тем не менее, была рада видеть, насколько аккуратна была его работа, каждый столб был на одинаковом расстоянии и одной высоты, формируя прямую, как стрела линию.

– Папа был не особо искусен в таких вещах, благослови его Бог, – пробормотала она, когда он выглядел смущенным и раздраженным ее похвалой, будто считал это сомнительным комплиментом. – Он был очень хорош в зарабатывании на жизнь, но совсем не искусен в строительстве. – Она так и думала. – Вообще-то, он был не очень хорош во всем, кроме своей работы. Он был блестящим инженером, но всегда рассеянным – всегда в мыслях о расчетах, полагаю.

Она указала на заросший участок позади дома, где теперь росли молодые деревца.

– Он пытался огородничать несколько раз, но так никогда по-настоящему много не вырастил. Он сказал, это потому, что у него просто не хватало времени, чтобы посвятить себя этому пока он работает, и как только он удалится от дел, будет совсем другой вопрос, но я совершенно не уверена, что так бы и вышло.